Вместе с картами Лисс потеряла единственную ниточку с эфиром. Для ясновидца это хуже смерти.
– Пойди ты сразу с нами, ничего бы этого не случилось, – злобно бросила мне Кэтрин и вытерла разбитый нос. – Вставай.
Глядя ей прямо глаза, я легонько, самую малость коснулась духом ее сознания. Собирательница попятилась.
– Не рыпайся, – предупредила я, борясь со слабостью.
Но глаз не отвела.
Кэтрин попробовала ухмыльнуться, но мешал кровоточащий нос.
– Придурочная! Ты не из фурий будешь?
– Фурии не могут воздействовать на эфир.
Кэтрин перестала лыбиться.
Снаружи раздался приглушенный вопль, и в барак вломился Сухейль, расшугав перепуганных арлекинов. Кэтрин пала ниц.
Я застыла как статуя. Мгновенно оценив обстановку, рефаит схватил меня за волосы и запрокинул голову.
– Сегодня ты умрешь, – прошипел он.
Судя по дьявольской решимости, сомневаться в его словах не приходилось.
15
Падение стены
Завидев нас с Сухейлем, дневной портье изумленно вытаращил глаза. В горле у меня пересохло, лицо было перемазано кровью. Рефаит потащил меня вверх по лестнице и забарабанил в дверь:
– Арктур, открой!
Раздался приглушенный звон. Лисс предупреждала: страж убьет меня за опоздание. Коли так, что он сделает за сопротивление аресту?
Створка распахнулась, и на пороге замаячил массивный силуэт куратора. Его глаза гневно блестели. Меня словно парализовало. После покушения на мою ауру сил не осталось совершенно. Я не чувствовала эфир. Вообще ничегошеньки. Захоти страж прикончить меня сейчас, противопоставить ему нечего.
– Вот, нашли. Пряталась в Трущобах. – Сухейль втолкнул меня внутрь. – Вдобавок эта дрянь устроила пожар.
Страж окинул нас пристальным взглядом. Глаза Сухейля и мои окровавленные щеки говорили сами за себя.
– Ты подпитывался от нее, – заметил страж, – хотя это мое право.
– С ней ты свое право превысил, Арктур. Уверен, наследной правительнице не понравится твое чревоугодие. – Сухейль стоял в тени, но и без того было ясно, что он ухмыляется.
Повисла пауза, которую вскоре нарушил мой прерывистый кашель. Меня бил озноб, ноги подкашивались.
Взгляд стража скользнул по разорванной тунике.
– Кто это сделал? – Не дождавшись ответа, он наклонился ко мне и повторил: – Кто это сделал? Кто-нибудь из «алых»?
Я чуть заметно кивнула.
Рефаит выпрямился и гневно посмотрел на Сухейля:
– Позволяешь собирателям творить насилие?
– Меня не волнуют их методы, – парировал тот.
– Должны волновать. Не хватало, чтобы они начали размножаться.
– Для этого существуют противозачаточные средства. И потом, их интимными делами пусть занимается надсмотрщик, это его обязанность.
– А твоя обязанность – слушать меня.
– Разумеется, – оскалился Сухейль, злобно сверкнув глазами. – Ладно, не будем отвлекаться. Умоляй хозяина о прощении, номер сорок.
– Нет.
Мощный удар сбил меня с ног. Сцена прямо как в классическом фильме о заключенных.
– Умоляй хозяина о прощении, двадцать пятьдесят девять сорок!
– Тебе придется ударить посильнее, – прохрипела я.
Рефаит с готовностью замахнулся, но страж перехватил его руку:
– Я сам с ней разберусь. Не твоя забота наказывать моих рабов. Лучше разбуди надсмотрщика, пускай наведет порядок. Не хочу тратить драгоценные дневные часы на всякую ерунду.
Раздосадованный Сухейль повернулся и вышел. Выждав, пока его шаги стихнут, страж взял меня за плечо и поволок вглубь комнаты.
Здесь все осталось как прежде: глухо зашторенные окна, в камине полыхает огонь. Проигрыватель выводил «Мистера Сэндмена». От роскошного ложа так и веяло теплом. Как же хотелось улечься под теплое одеяло и заснуть!.. Но нельзя, нельзя показывать свою слабость.
Страж запер дверь и опустился в кресло. Я терпеливо ждала, хотя стоять после удара Сухейля было тяжело.
– Подойди, – велел куратор.
Пришлось подчиниться. Даже в сидячем положении он ухитрялся казаться выше меня.
– У тебя есть предсмертное желание, Пейдж? – Нимало не смущенный моим молчанием, страж продолжал: – Обо мне можешь думать что хочешь, но в этом городе существуют определенные правила, которым необходимо подчиняться. Включая комендантский час.
Если этот мерзавец рассчитывает меня напугать, то напрасно.
– Тот «алый»… Как он выглядел?
– Русый блондин, лет двадцати, – прохрипела я. – С ним был Шестнадцатый, они похожи как две капли воды. А еще девушка, Кэтрин.
Внезапно меня затошнило. Докатилась! Стучу на обидчиков рефаиту. Следом вспомнилась обезумевшая от горя Лисс, и мое отвращение только усилилось.
– Знаю таких, – медленно проговорил страж, глядя на огонь. – Те двое – братья, оба медиумы. Шестнадцатый и Семнадцатый. Сюда попали в прошлый Сезон практически детьми. – Он хлопнул в ладоши. – Обещаю, больше они тебя не тронут.
По-хорошему, следовало сказать спасибо, но у меня язык не поворачивался.
– Садись. – Рефаит кивнул на соседнее кресло. – И не волнуйся, твоя аура скоро восстановится.
Дважды просить не пришлось. К тому времени у меня дико ломило грудную клетку и стоять удавалось с трудом.
– Хочешь пить?
– Нет.
– Есть?
– Нет.
– Не ври. Ты наверняка голодна. От баланды, которую дают арлекинам, куда больше вреда, чем пользы.
– Я правда не хочу есть.
– Нет, неправда. Тебе нужно что-то сытное, а не пустая похлебка. У меня от нее вечно сводит желудок.
– Какая досада.
Не обращая внимания на откровенный сарказм, страж указал на прикроватный столик:
– Это тебе.
Тарелку я заметила еще с порога, но решила, что еда приготовлена для куратора. Просто забыла, чем он на самом деле питается. Сразу потекли слюнки. Сваренные всмятку яйца, верхняя часть скорлупы уже снята, проглядывает аппетитный желток. Стеклянная миска перловки с кедровыми орешками и черными бобами, блестящими, словно оникс. Вымоченная в бренди груша, кисть винограда и настоящие бутерброды с маслом.
– Ешь.
Я стиснула зубы.
– Не глупи. Ты ведь голодная.
Дико хотелось запустить в него тарелкой, но голод оказался сильнее, одолел все прочие инстинкты. Схватив ложку, я жадно набросилась на кашу. Бобы таяли во рту, орешки были выше всяких похвал. Волна облегчения накрыла меня с головой, резь в желудке исчезла.
