– Вы с ним определенно сработались.
– Надо рассказать им правду, что я никакая не избранная эфиром. Подумаешь, заслуга – надеть амулет.
– Непременно расскажешь, но после. Пока пусть судачат. Сейчас главное – выздороветь.
Повисла пауза. Невероятно, какой огромный путь мы проделали за считаные недели.
– Можно вопрос? – нарушил молчание Страж.
– Только не очень сложный, иначе голова взорвется.
– Хм. – Он помедлил. – Джексон, когда нанимал тебя, сулил золотые горы. Если бы ты получила их, то нипочем не обратилась бы к Рантанам. Спрашивается, где лежат обещанные деньги?
Интересно, с чего вдруг такие вопросы?
– Их нет. Джексон не удосужился завести банковский счет. Выручка складывалась в шкатулку, из нее мы получали жалованье. Понятия не имею, куда девалось остальное.
– Тогда зачем ты продолжала работать на него? Он ведь лгал.
У меня вырвался горький смешок:
– По наивности я была предана Джексону Холлу.
– Это не наивность, Пейдж. Ты нуждалась в нем, чтобы выжить. – Рука в перчатке взяла меня за подбородок. – Со временем ты справишься и без денег Тирабелл. Рано или поздно преданность перевесит жадность. Главное – вселить в людей надежду.
– Разве надежда – не синоним наивности?
– Надежда лежит в основе всякой революции. Без нее мы – пепел, который легко развеять в любой момент.
Как же хотелось поверить, что одной надеждой можно преодолеть все невзгоды! Однако она не спасет Синдикат. Не разрушит незыблемый архонт. Не уничтожит коварных существ, притаившихся за его стенами.
Страж приглушил огонек лампы:
– Тебе нужно поспать. Набраться сил перед долгим царствованием, Черная Моль.
Иви по-прежнему сидела на подмостках.
– Только сначала поговорю с ней.
– Я пока поищу аптечку. Ник оставил тебе дозу сиоморфина.
Он хотел встать, но я ухватила его за рукав и притянула к себе. Наши лбы соприкоснулись. В моем лабиринте вспыхнул мягкий огонь, озарив собой все вокруг. Мы молча застыли в этой позе. Рефаит и человек. И я была готова стоять так вечно.
– Страж… – (Он наклонился ближе, чтобы расслышать.) – Нет… не знаю, смогу ли…
– Решение может подождать, – шепнул он, целуя меня в лоб. – Иди.
Как будто камень свалился с души. Битва изменила меня, но на этом метаморфозы не заканчивались. Кто знает, кем я проснусь завтра. Однако сердце подсказывало: Страж останется со мной вне зависимости от решения. Повинуясь внезапному порыву, я поцеловала его в щеку. Он прижал меня к груди и ласково повторил:
– Иди.
Оставив его искать аптечку, я направилась к сцене. Каждый шаг давался мучительно, но лекарства чуть притупляли боль. При виде меня Иви не шелохнулась.
– Ты очень смелая, что не побоялась сказать правду.
Израненные руки вцепились в подмостки. На предплечье горели безобразные рубцы – след от сведенной татуировки.
– Смелая? – недоверчиво повторила она. – Лучше скажи: «желтая туника».
Кодовая фраза, понятная лишь тем, кто пережил этот кошмар.
Ногти сильнее впились в обожженную плоть.
– Знаешь, я ведь умоляла Тубана убить меня. – Иви покачала головой. – Когда ты придумала план побега, я решила не садиться на поезд. Не имела права после всего, что натворила. И потом, мне казалось, что именно Челси меня сдала.
– Ты думала, она донесла Старьевщику?
– Да. Но мы встретились, и она все объяснила. Когда ты сказала, что Челси ищет меня, я подкупила охранника на Джейкобс-Айленде и нашла ее. Оказывается, она нечаянно обмолвилась Гектору обо мне, а тот доложил Старьевщику. – Голос звенел от горя. – Она доверяла Гектору, это ее и погубило. Всегда мечтала о лучшей жизни, не о такой, какую мы влачили в Трущобах. Я вернулась к Агате в полной уверенности, что Челси ничто не угрожает…
Ее душили слезы.
– Но ведь ты села на поезд. Значит, еще надеялась на лучшее.
– В поезд я села, потому что боялась умереть. – Ее губы дрогнули в улыбке. – Странно, не находишь? Мы ведь ясновидцы, верим в тот свет, а умирать все равно не хотим.
– Неизвестно, что ждет нас за последним светом. Даже странникам не дано проникнуть туда, – сказала я.
Иви прикусила палец, машинально поглаживая шрам.
– Тебе придется предстать перед советом, как только он снова соберется. Это будет справедливый суд. Обещаю: Старьевщик ответит за свои злодеяния.
Лицо Иви исказила болезненная гримаса.
– Именно этого я и жажду, справедливости. – Она впервые посмотрела мне в глаза. – Дай мне увидеть его лицо, Пейдж. Напоследок.
– Сама взгляну с удовольствием, – мрачно пробормотала я, поднимаясь. – Челси умерла у меня на руках. Знаешь, что она просила передать тебе?
Тишина.
– Что ты была для нее всем и теперь должна поступить по совести. Так выполни ее просьбу.
Иви промолчала.
Я улеглась на расстеленное пальто и придвинула поближе корону – символ Синдиката, оружие в борьбе с Сайеном. Страж вложил мне в руку шприц. Игла вонзилась в бедро, поршень медленно пополз вниз.
Морфин и умиротворяющая аура Стража погрузили меня в глубокий сон. Правда, длился он недолго. На рассвете, едва первые лучи проникли в подземелье, холодная рука легла мне на плечо.
– Просыпайся, Пейдж, – нервно тормошил меня Ник. – Прости, что разбудил, но ты должна это увидеть. Немедленно.
27
Общий друг
Ник поставил мне на колени собранный Даникой ноутбук: небольшой экран, серебристая клавиатура. Я кое-как приподнялась на локте – морфин еще не совсем выветрился.
– В чем дело?
Мне никто не ответил. Я потерла виски, пытаясь настроить глаза на резкость. Ник, Элиза и Даника сгрудились вокруг. Неподалеку лежали сваленные в кучу узлы и чемоданы. Значит, «Печати» успели побывать в логове. Страж привстал и тоже наклонился к экрану.
– Началось полчаса назад, – прошептала Элиза. – Теперь без конца повторяют, транслируют на всю цитадель.
Мой взгляд прилип к экрану. Трансляция шла без звука, в углу горела эмблема «Ока Сайена». Мелкий текст внизу гласил, что съемка ведется в Пятом секторе Первой когорты, возле кладбищенских ворот. Камера была установлена во внутреннем дворе собора Святого Павла, где обычно казнили паранормалов. Приговоренных выстроили на высоком эшафоте, на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Под босыми ногами – алые прямоугольники люков. Головы не покрыты.
К горлу подкатил комок. Я узнала женщину в центре. Лотта, одна из выживших в последнем Сезоне костей. На ней была черная роба смертника, лоб пересекала глубокая ссадина. Стянутые в узел волосы обнажали шею, сплошь покрытую кровоподтеками. Я прижала палец к экрану, увеличивая изображение. Справа от Лотты стоял Чарльз, тоже весь в крови и ссадинах, – тот самый Чарльз, который привел беглецов к поезду. Слева, в заляпанной рвотой робе, ссутулилась Элла.
