– У вас принято называть старую любовь остывшей золой. – От взгляда Стража повеяло холодом, в лице не осталось ничего человеческого. – Разжечь в рефаите пламя очень непросто, но, если такое случается, погасить его уже нельзя.
Так вот к чему он клонит!
– Но я не вечна, – вырвалось у меня. – Рано или поздно все равно погасну.
Повисла долгая пауза.
– Вот именно, – мягко произнес Страж. – Погаснешь.
Он отстранился, и на душе сразу стало черно.
– Давай не будем говорить загадками. – Мое сердце вмиг закрылось на замок. – Все и так ясно. Не знаю, что на меня нашло там, в «Гилдхолле». О чем я только думала! Было страшно, а ты меня пожалел. Будь ты человеком…
– Но я не человек, – отрезал он, буравя меня взглядом. – Твоя тяга к статус-кво не перестает изумлять.
Я растерянно уставилась на него.
– Пойми наконец, я рефаит и смотрю на ваш мир иначе, – по обыкновению тихо заговорил он. – Со мной тебе постоянно угрожает опасность. Если все откроется, ты можешь лишиться не только поддержки Рантанов, но и жизни. Учти это раз и навсегда, Пейдж.
Наша любовь была обречена, и мы оба это знали. Арктур Мезартим принадлежал к другому миру; дитя улиц вроде меня ему не пара. Если Рантаны уличат нас в близости, наш и без того шаткий союз рухнет окончательно. Но каждой клеточкой тела я остро ощущала присутствие Стража, пульсацию его духа, манящий изгиб лабиринта, окутанное дымом пламя… Нет, никакие преграды меня не остановят. По-прежнему хотелось быть рядом с ним, как тогда, на платформе.
– Опасности меня не пугают, а за деньги приказы выполняют только холуи. Не мой случай. Тирабелл платит за помощь в уничтожении Сайена и всего, что с ним связано. Это не дает ей право вертеть мной как вздумается.
Страж всматривался в мое лицо, словно пытался заглянуть в самую душу. После чего достал из кофра перчатки. Внутри у меня все помертвело.
– На то есть причина.
Рука в перчатке нырнула в кофр и извлекла цветок. Анемон корончатый с идеальной формы алыми лепестками. Цветок, чье прикосновение оставляет на коже рефаитов страшные ожоги.
– Это тебе, для битвы. Если не ошибаюсь, там до сих пор в ходу викторианский язык цветов.
Я молча взяла протянутое.
– Пейдж, – еле слышно произнес он, – проблема не в том, что я не желаю тебя. Наоборот, желаю слишком сильно. И навсегда.
Во мне что-то екнуло.
– Нельзя желать чего-то слишком сильно. Этим нам и закрывают рот. Одни уверяли, что лучше быть в колонии, чем в эфире. Другие – что лучше умереть от «азотика», чем на виселице. Нам талдычат, что лучше жить рабами, чем умереть. Якобы нельзя хотеть больше, чем дают, ибо и так дают слишком много. – Я натянула куртку. – Ты больше не пленник, Арктур.
Он промолчал. Я ушла, а рефаит так и остался в разрушенном зале, окруженный звуками проигрывателя.
Дверь в логово была по-прежнему заперта. Судя по всему, его обитатели не стали дожидаться моего возвращения с «задания». На воротах красовался засов и тяжелая цепь. Да, Джексон взялся за дело основательно.
Я вскарабкалась по стене в комнату, быстро вынула линзы и потерла усталые глаза. На тумбочке лежала записка черными чернилами.
Надеюсь, тебе понравилась прогулка. Скажи, милая, ты у нас странница или гуляка, которую хлебом не корми – дай пошляться по ночам? На твое счастье, меня вызвали на совет. Поговорим о твоем поведении утром. Мое терпение подходит к концу.
Надин все-таки донесла. Я смяла записку и выбросила в мусорное ведро. Пусть Джексон засунет свое терпение в… бутылку. Не раздеваясь, я рухнула на постель и уставилась в темноту.
Страж прав. Рефаит смертному не товарищ.
Интересно, что скажет Ник, узнай он о моих чувствах. Хотя чего там интересного? Сказать он может только одно: что в неволе у меня выработалась нездоровая привязанность к Стражу. Словом, блажь и глупость.
Джексон сказал бы, что чувства – штука капризная, их нужно вытравлять. Что привязанность, даже незначительная, делает меня уязвимой, а для подельницы это неприемлемо.
Но Страж искренне хотел, чтобы я смеялась. Жила, наконец. В отличие от остальных, он видел меня настоящую.
А это что-то да значит.
Не может не значить.
Внутри у меня щелкнуло, и в голове наступила полная ясность.
Ступая босыми ногами, я прокралась в кабинет Джексона и под аккомпанемент «Пляски смерти» достала из шкафа стопку бумаги и свечу. Потом уселась в кресло главаря мимов и стала сочинять заявку на битву.
Перед рассветом я отправилась в Ковент-Гарден. Мой путь лежал к самой большой цветочной палатке. В ожидании открытия там уже толпились ясновидцы, не успевшие приобрести букет для заявки. Каждый цветок был снабжен ярлычком с расшифровкой символики.
Особой популярностью пользовались гладиолусы – символ воина. Кедр – сила. Бегония – признак беспощадности в бою. Но все это меня не интересовало. После долгих размышлений я выбрала ирландский колокольчик – на удачу и пурпурную веточку паслена.
«Истина», – гласил ярлычок.
Я перевязала букет черной ленточкой. Удача, истина и погибель рефаитов – цветок, низвергающий великанов. Рассвет застал меня у тайника, куда я положила послание вместе с запиской.
Как бы ни сложились обстоятельства, теперь мне недолго оставаться Бледной Странницей.
Часть третья
Дни монархии
В заключение хочется выразить надежду, что мой труд открыл глаза тем, кто прежде не выделял себя из общей массы ясновидцев. Последнее десятилетие выдалось трудным, однако мне хочется верить, что этот памфлет станет первым шагом на пути к полноценному иерархическому обществу. С противником нужно сражаться его же оружием, только так мы сумеем пережить инквизицию.
Таинственный Автор. Категории паранормального
Интерлюдия
Ода Подпольному миру
Монархия давно канула в Лету, выжженная мечом и кровью. Под покровом ночи новые короли и королевы, закрыв лицо маской, крадутся в тени якоря.
Одинокая скрипачка выводит нежную мелодию на сверкающей от дождя улице. Хор мертвых голосов подпевает смычку.
Мальчик глядит на луну и поет на языке, который лучше не знать.
Седой как лунь мужчина видит, как меняется мир, и перед его глазами предстает картина будущего.
В комнате тикают часы с кукушкой.
В цитадели притаились существа с глазами-прожекторами, чьи судьбы теперь неразрывно связаны с Пейдж Махоуни и «Ареной розы».
Заканчивается все возложением алых цветов на могилу.
Рука без плоти накрывает красным шелком женщину с двумя улыбками и разбитым сердцем.
