– Жить надоело, девочка?
Мне с трудом удалось сдержать разбушевавшийся фантом. От напряжения из носа выкатилась капля крови.
– Если хочешь, позвони Белому Сборщику. Он доплатит за срочность.
Аргумент подействовал: таксист завел мотор. Большим пальцем я набрала номер. После двух гудков в трубке раздался знакомый голос:
– Четвертый Первой на проводе.
– Муза? – Хвала эфиру, она цела! – Муза, короче, мне срочно надо попасть кое-куда, но…
– Странница, успокойся и объясни, наконец, что происходит. Прошел уже час. Где ты?
– Еду в Шестой Второй. – Я откинула с лица влажные пряди. – Можешь встретить меня в Бермондси?
Тихое покашливание.
– Не сейчас. Мы на комендантском. Постараюсь, конечно, если Сборщик отправит на задание.
– Ладно, – у меня перехватило дыхание, – там и поговорим. Дело важное.
Снова все самой! Я нажала отбой и покрепче ухватилась за ручку двери, когда такси занесло на очередном повороте.
Джейкобс-Айленд, самые убогие трущобы Сай-Лона, площадью чуть меньше мили, ютился вдоль устья Темзы. На квартале поставили крест еще при монархах. Ребенком Джексон набрел на здешние места и сразу решил, что место будет идеальным гетто для примитивов, этих парий ясновидческого общества. За исключением хиромантов, не отмеченных тягой к «плотской грязи», примитивных прорицателей старались обходить стороной – якобы для гаданий они использовали человеческие органы.
После публикации «Категорий паранормального» сорок три примитива были жестоко убиты, а остальных согнали сюда. Не знаю, что творилось за стенами трущоб, поскольку местным обывателям строжайше запрещалось покидать их пределы. Рожденные там дети были обречены до самой смерти жить в полнейшей изоляции. Отпрыски примитивов, все как один, носили фамилию Джейкоб.
В списке преступников Иви значилась без фамилии. Если она родом с Джейкобс-Айленда, тогда логично, что у Сайена просто нет ее данных. Но как им с Рот-до-Ушей удалось улизнуть из трущоб?
Поздно гадать. Пан или пропал.
Я выскочила из такси, бросив водителю, чтобы оставил счет в тайнике (надо только наведаться туда раньше Джекса!), и пулей помчалась к воротам. Под сапогами чавкала грязь. У восточных ворот скучал молоденький охранник. Чуть поодаль стояла прислоненная к ящику винтовка. Район сторожили тридцать шесть матерых фантомов, по одному от каждого ключевого сектора. Сами ворота – решетка из стальных прутьев, обтянутая панцирной сеткой. Прибитая сверху выцветшая табличка гласила:
КОГОРТА II, СЕКТОР 6, ПОДСЕКТОР 10
ОСТОРОЖНО: ЗАКРЫТАЯ ЗОНА D
Закрытая зона D считалась опасной для жизни. Похоже, знак навесили задолго до того, как на трущобы окончательно махнули рукой, задолго до выхода памфлета, обрекшего примитивов влачить жалкое существование вне ведомства Сайена.
При виде меня охранник кликнул арсенал и скомандовал:
– Назад! Живо!
– Мне нужно в гетто. Это срочно.
– Ты оглохла? Вход только по поручению временной владычицы.
– Я Бледная Странница, преемник Белого Сборщика, которому весь квартал обязан своим существованием. Мне плевать, что ты скажешь Злой Леди и Аббатисе, просто дай пройти.
Охранник пихнул меня так, что я чуть не упала в грязь.
– Четвертый Первой мне не указ, – процедил он. – А попытаешь пролезть через дыру в заборе, фантомы тебя в порошок сотрут.
– Наверняка у тебя есть верное средство, чтобы их отпугнуть. – Я достала из голенища пухлый конверт с выручкой Чэта. – Ну как? Отдам, если пропустишь и будешь держать язык за зубами.
Искушение было слишком велико. Поколебавшись, охранник снял с шеи шелковый мешочек на тонкой золотой цепочке и бросил мне.
– Потом вернешь.
От мешочка едва уловимо пахло шалфеем.
Сжимая нож, я наблюдала, как охранник отпирает ржавые ворота.
– Если что, выкручивайся сама, – ворчал тот. – На меня не рассчитывай.
– Не буду, – пообещала я, выпуская фантом.
Один удар – и охранник без чувств распластался в луже. Все получилось легко, даже голова не заболела. Конверт с деньгами благополучно перекочевал в карман моей куртки.
В полном одиночестве я переступила порог самой жуткой лондонской трущобы. Духи почтительно расступились, пропуская меня вперед.
Ворота открывались в узкий проулок. По лицу струился пот, щеки пылали.
На ум пришли рассказы Джексона о примитивах. Гаруспики с их гаданием на останках животных. Остеоманты, копошащиеся в горелых костях. Гематоманты с их слабостью к человеческой крови; дримиманты, подпитывающие свой дар чужими слезами. Окуломанты были одержимы глазами, даже если те шли отдельно от тела. Джексон до смерти застращал Элизу историями о Жнеце, легендарном антропоманте, который рыскал по катакомбам, выслеживая юных девушек, потом сдирал с них кожу и расчленял, а на останках предсказывал смерть очередной жертве.
Это просто байка, успокаивала я себя. Обычная история из тех, что рассказывают на всех углах. Городская легенда, не более того.
Но где гарантии, что всякая легенда – выдумка?
Над тлеющим костром висела плотная завеса из серого дыма. Меня замутило от вони. К запаху серы и лопнувшей канализации примешивался дух горелого мяса. По сравнению с этим трущобы Шиола – просто королевский дворец. Мусор грудами свален у дверей, в ручейках мутной воды плавают отбросы. Куда ни наступи, повсюду рыбные кости и дохлые крысы. В гнетущей тишине пронзительно каркнул ворон.
Как легко заблудиться в паутине убогих улочек… В проулке рядом с переполненной канализацией стояла древняя колонка, роняя капли мутной воды на тротуар. Распахнулась дверь, и в проеме возникла худая как скелет женщина. Я интуитивно отпрянула в тень и попыталась получше разглядеть незнакомую ауру. За три года, проведенные в Синдикате, мне ни разу не приходилось сталкиваться с примитивами. Хрупкой, почти прозрачной рукой женщина потянула за рычаг, но взамен получила лишь струйку черной жижи. Тогда несчастная опустилась на колени и принялась жадно черпать воду из лужи. Утолив жажду и облизнув грязную пятерню, она заковыляла в дом.
Дорога узкой лентой тянулась вдоль высоких несуразных построек без крыш и окон. Мои сапоги ступали по мутным ручьям в хлопьях белой пены. Тошнотворный запах бил в нос. Сайену следовало сжечь эту клоаку к чертям собачьим еще сто лет назад.
За закрытыми дверями ощущались ауры, но ничего похожего на затравленную, до смерти перепуганную Рот-до-Ушей. Кроваво-красный диск солнца уже опускался за горизонт, когда моему взору предстала широкая по здешним меркам улица.
В ту же секунду плечо пронзила острая боль.
Изо рта вырвался сдавленный крик, пальцы нащупали железный крюк, глубоко засевший под кожей. Крюк дернулся, и я рухнула в грязь.
