Он вновь заглянул в ларец. Помимо пузыря с маслом там был гношиль – много гношиля. Уги-Уги решил было в последний раз помазать десны и даже протянул к ларцу руку, но передумал. Наркотик станет мутить рассудок, и убежать будет труднее. Положив оружие на кровать, он высвободил пояс из пряжки, добившись максимальной длины, кое-как опоясался, развесил пистолеты с ножами, обул легкие туфли и вновь направился к двери. Нахака выпрямилась во весь рост, все ее тело поблескивало.
Приоткрыв дверь, Уги-Уги высунулся.
И услышал тихий звук шагов, доносящийся с лестницы в дальнем конце коридора.
Он рванулся назад, толкая Нахаку перед собой, обогнул кровать и распахнул оконные ставни.
– Лезь! – скомандовал Уги-Уги.
Двор был пуст. В трех локтях под окном тянулся деревянный навес. Монарх знал, что находится внизу: земляная площадка перед задней дверью кухни, узкая лавочка, где часто сидели отдыхающие от дел слуги, две жерди, поддерживающие навес по углам...
Нахака глядела на него.
– Слазь, не то убью сейчас!
Она полезла. Когда девушка обоими коленями стала на подоконник, Уги-Уги ладонью подпихнул ее под блестящие от масла ягодицы, и она с тихим вскриком свалилась вниз. Навес дрогнул, но выдержал. Из щелей между досками взлетела пыль.
– Лад, дальше иди. Быстро!
Нахака теперь совершенно ничего не понимала, мир смешался в невообразимый калейдоскоп невероятных, необъяснимых событий. Раньше такого не случалось никогда: хозяин часто издевался над ней, мучил и бил, дважды душил ее почти до смерти, но он всегда был повелителем всего происходящего, владыкой всех людей, всех событий, владыкой мира – или, по крайней мере, окружающего Нахаку мирка. Упав на доски, услышав гневный окрик сзади и с трудом поднявшись, девушка вдруг осознала: что-то угрожает хозяину! Он перепуган! Впервые с того дня, как отец, король крошечного островка на юге Суладара и вождь двух десятков туземцев, продал Нахаку монарху, она видела его испуганным!
Оглянувшись на Уги-Уги полными слез глазами, Нахака медленно побрела по скрипящим доскам, чувствуя, как щепки и мелкие сучки впиваются в стопы. Смазанная прозрачным маслом кожа поблескивала под лучами светила, легкий ветерок холодил ее, световые блики переливались на груди и бедрах. Позади, удостоверившись, что доски держат, Уги-Уги тяжело полез в окно. Он сделал два шага, и навес провалился.
Онолонки, дремлющий на лавке внизу, заорал дурным голосом: туземцу показалось, что рухнуло небо. Сжимая свои топоры, он выбрался из-под обломков, увидел наложницу хозяина, всю облепленную щепками, а после – самого хозяина, который как раз поднимался посреди кучи переломанного дерева. К вымазанной маслом коже пристали щепки, сучки и солома.
– Напали на нас! – рявкнул ему Уги-Уги, шагая по развороченному навесу. – Один ты здесь? Другие где?
Охранник лишь хлопал глазами, пялясь на повелителя. Потом взгляд его метнулся вверх; толстяк обернулся: в окне, из которого они с Нахакой только что выбрались, возникли два лица. Первое принадлежало Брому Бому, второе – Лену Алоа.
– Убей его! – заорал Уги-Уги и побежал вперед, на ходу схватив пытающуюся подняться Нахаку за волосы.
Онолонки уже пришел в себя. Хозяин не уточнил, кого именно из этих двоих надо убить, и туземец, метнув пуу в Лен Алоа, бросился следом за Уги-Уги.
Сзади послышался крик, на ходу толстяк оглянулся, увидел, что в окне теперь маячит лишь голова Брома Бома, а из-за угла дома показалось несколько желтоглазых метисов. Монарх поставил Нахаку на ноги, отпустив ее волосы, побежал дальше.
Не зная, следуют ли наложница и охранник за ним, он промчался мимо ряда высоких кустов, повернул, брюхом вломился в хлипкую калитку, сметя ее, понесся вдоль залитой солнцем улицы поселка. Телеса его сотрясались, ходили волнами, пухлые ступни молотили дорожную пыль, дыхание с хрипом вырывалось из разинутого рта – уже много лет монарху не доводилось бегать.
Он заметил свою охрану – трупы лежали в ряд на краю улицы, из груди каждого вертикально торчал толстый кол. Бром Бом с Лен Алоа подошли к вопросу основательно и все заранее продумали; подручных Бога, скорее всего, объявили демонами.
На пути возникли четверо, вооруженные копьями и ножами, да еще и с факелами в руках. Выхватив из кобуры пистолет, монарх выстрелил в лицо одного, затем сжался, пригнул голову, с сиплым ревом устремился дальше.
Уги-Уги не видел, как из-за его спины прилетел топорик и прорубил плечо другого метиса. По скользкой от масла груди чиркнули чьи-то ногти, кто-то безуспешно попытался ухватить его за плечи, факельный огонь опалил волосы... и монарх вырвался на свободу.
Сзади раздался звук удара, крик, потом стон и еще один крик, но толстяк не стал оборачиваться.
Он остановился лишь перед высокой оградой провала, раскрытыми воротами и дощатым настилом, на конце которого была корзина с веревкой. Повернувшись, Уги-Уги увидел Нахаку и онолонки – они тоже прорвались. Плечо девушки украсили глубокие царапины, охранник был ранен в левую руку, кровь текла по лицу. Сзади спешили люди с копьями и факелами, среди них выделялась длинная фигура Брома Бома, облаченного, как обычно, в белое покрывало с алой каемкой, обнажающее одно плечо. Монарх поворотился влево, вправо. Головы обитателей поселка мелькали со всех сторон, за изгородями и кустами. Бром Бом потряс копьем и прокричал что-то. Уги-Уги попятился. Темно-синее заплывшее лицо его, усеянное капельками пота, почернело от прилившей к голове крови. Подбежавшие наложница с охранником глядели на хозяина. Отвернувшись от них, он сделал шаг к настилу, и тут прилетевший откуда-то камень угодил монарху в затылок.
Окончательно Уги-Уги пришел в себя, лишь когда ощутил запах гношиля. Всхрапнув, он раскрыл глаза, застонал, пытаясь согнуть руки, но не в силах сделать это. И понял, что стянут со всех сторон: тело обмотано плотными слоями ткани, так что свободным оставалось лишь лицо. Монарх лежал возле провала. На фоне бьющего оттуда желтого светового столба он видел голову склонившегося Лен Алоа – гончий Верхних Земель обмазывал щеки пленника гношилем, сильно вдавливая его в кожу.
– Что делаешь, отступник? – просипел монарх. – В преисподнюю захотел?!
У Лена отсутствовала нижняя часть правого уха – должно быть, брошенный охранником топорик срезал его.
– Убью вас всех! – неистовствовал монарх, в то время как гношиль булькал и пузырился на его лице. – Разорву, в крови утоплю, сожру заживо!
Алоа оскалился, склонившись ниже, прошептал:
– Лишь жертва спасет нас.
Очень скоро стало ясно, что имеет в виду метис: запеленутого, будто мумию, Уги-Уги поставили на колени в длинную корзину на краю настила. Бывшие подданные выстроились в два ряда, а Бром Бом вместе с Алоа и двумя высокими туземцами провели между ними онолонки и Нахаку, на телах которых темнели кровоподтеки. Руки у охранника были связаны за спиной, оба шли пошатываясь.
