Тогда, в Москве она просто испугалась неопределённого. И он совсем не её герой, моложе, мальчишка. Спасибо, он просто открыл, что жизнь не окончена для неё. А Димка? Нет, он совсем не её герой. Но как он смотрел на неё. Пришлось с трудом сделать вид, что не замечает. Но только к чему это всё?
Она много думала, пока не поняла, что деться некуда и она устала бороться с собой.
Казалось, ноги её сами спешили к незнакомому дому. Она не знала, в каком из двух соседних домов он живёт: с открытым маленьким палисадничком или за длинным забором. Она решила зайти сначала в палисадничек, открыла, просунув руку, щеколду калитки и осторожно пошла к полуоткрытой двери. Она волновалась, ей хотелось скорее увидеть его, и поэтому была готова на недолгий справочный разговор с хозяевами дома. Ноги её в туфлях на шпильках спотыкались и поворачивались на полированных корнях, ей было неловко, и она сделалась настороженно чуткой и словно видела себя со стороны.
Приоткрытая дверь скрипнула и из неё метнулось что-то маленькое и черное.
– А-а-а, – закричала Инга.
Рычала собака, уговаривала Ингу перепуганная хозяйка.
Потом она бинтовала ногу и всячески успокаивала Ингу, едва не лишившуюся чувств.
– Она – здоровая, – говорила хозяйка о собаке. – Она у нас – медалистка.
А Дуче, запертый в сарай, скулил, предчувствуя трепку.
Хотя рана была изрядной, – был вырван кусок мяса под коленкой, и зубы оставили долгие метки еще в двух местах, – обошлись без врачебной помощи. Перепуганная Инга отлежалась в комнате хозяйки, а потом с помощью дальнего соседа (посвящать близких было бы опасно: они давно жаловались на собаку) была отвезена к себе домой.
– Вы не пугайтесь, – успокаивала хозяйка, – она – здоровая. Мы справку вам предоставим. Как положено.
А Мокашов спал и не представлял, что случилось во время его сна. Потом он узнал от хозяйки, что на соседней даче Дуче покусал женщину. Та, видимо, кого-то разыскивала и зашла, открыв калитку. Соседка рассказывала:
– Нашли моду – открывать без спроса. Ты, голубушка, покричи, постой, подожди хозяев, а если пригласят – входи. И как это я не заметила, – вздыхала она затем, – что дверь открыта. Я на веранду. Слышу шум, крик.
Мокашову тоже казалось, что он слышал что-то сквозь сон. Но было такое или почудилось? – он не мог разобраться.
Подошла работа над следующим «гибридом», теперь уже к Марсу. Станция была спроектирована, приборы завязаны, теоретики подключались, когда не ладилось или следовало уточнить. С “гибридом” теперь работали прибористы и испытатели, относившиеся к теоретикам пренебрежительно: мало ли что они могли насчитать, но вынужденные визировать изменения. А значит – бегать по КБ, искать, чертыхаясь и проклиная теоретиков.
Полетела ткачиха. Отправилась, как писали газеты, на свидание в космос. Первой из женщин. Она станет разъезжать теперь по миру оставшуюся жизнь, и повсюду её станут встречать аплодисментами. А остальные ткачихи, её подруги останутся в своих моногородках, удивляясь её сказочной истории.
В отделе он было заикнулся о шефстве над общежитием ткацкой фабрики, но ему ответили: “Мы уже шефствуем над детдомом. С подачи эСПэ”. Тогда он решил действовать самостоятельно и приклеил к двери общежития фабрики объявление о наборе в экспедицию, на ТП, где требовались руки в столовых и гостинице. Но соседство, случайно открытое им, продолжало мучить его и и казалось не тем, как нужно и как положено.
– Противно, – сказал как-то Мокашов, – хоть бросай и уходи.
– Куда? – спросил Вадим, оказавшийся рядом, и с улыбкой выслушивая его.
– Да, куда угодно…
– Тебе в отпуск нужно. Ты когда был в отпуске?
– В институте.
– Оно и видно. Иди перед КИСом, пока тихо, а то потом не пойти.
С этого момента Мокашов заболел отпуском. Каждого, кто заходил в комнату по делу, он не выпускал, усаживал за стол, подвигал ему листы бумаги и цветные карандаши. И скоро у него было множество самодельных планов, набросков и пестрых схем.
Пицунда: пляж, столовая, рынок, винный ларёк, участок, заштрихованный синим, где можно поплавать с ружьем. А здесь грибы – красные, как мухоморы, но это съедобный и вкусный гриб. Афон: водопад, Армянское ущелье, турбаза, танцы, Иверский монастырь. Мисхор, Судак, Ахтуба, Джубга – замечательные места.
О звонке Пальцева он было забыл, но тот напомнил телеграммой:
"Старикан, встретимся в Яремче, – писал Пальцев, – декада на сборы, семнадцатого жду. Ответ телеграфируй".
Через неделю с заявлением на отпуск он появился перед Невмывако. Тот в очках в своём кабинете читал какие-то бумаги. На Мокашова он недовольно взглянул, и Мокашов подумал, что впервые отрывает Невмывако от дел. Он молча протянул бумагу, и Невмывако молча стал её читать.
– Что же это, Борис Николаевич, – сказал он, наконец, снимая очки и надувая щёки. – Вы что же, порядка не знаете?
– О чем вы, Петр Фёдорович? О порядке в нашем беспорядке? – пробовал пошутить Мокашов, но Невмывако не был настроен шутить.
– Завизируйте у секретаря, – протянул он заявление обратно, – согласно графику отпусков.
В графике Мокашова не было. Потому, – объяснила секретарша, – что его не было в прошлом году, а в прошлом, потому, что не было в позапрошлом.
– Ничего, не падай духом, – советовал Вадим. – Ещё можно подписать у Воронихина. А не выйдет, и у БВ.
– Вадим, а ты ему скажи. Он тебя послушает.
– Петр Фёдорович? Как бы не так. Я к нему раз с командировкой пришёл. Вот так, до зарезу нужно. А он мне: "Зачем вы едете? Задержитесь, я с вами договор пошлю". "Да, срочно это, Петр Фёдорович. Не могу я ждать". "Ну, тогда я не подпишу". Сказал я ему тогда, что о нём думаю.
– Меня он всё на совещания посылал, – вмешался Славка. – Я говорю: "Не наше это дело". А он мне: "Звонили, просят". "Да, не по нашей это части". "Звонили, значит надо". Я говорю: "Если, Петр Фёдорович, я стану бегать на все звонки, вы меня больше не увидите. Не могу я на каждый дребезг реагировать. Вы должны фильтровать, а не отслеживать. Или пусть звонят тогда прямо мне". "Вы меня не учите. Лучше собирайтесь и идите, если не хотите попасть в приказ". "Но зачем же, Петр Федорович?"
– Вот и толкуй с ним. Сходи к Воронихину.
– Может вместе пойдём?
– Я этим не занимаюсь, – отмахнулся Воронихин.
– Зачем я буду график ломать, – открестился Невмывако, и остался один БВ.
Викторов сначала и слушать не хотел. "Отпуска с Петром Фёдоровичем. Потом, скоро комплексные испытания".
– Вот до комплексных и получается окно, – говорил Вадим. – А понадобится, Борис Викторович, мы его из отпуска вызовем. А, может, не понадобиться.
– Может, не понадобиться, – согласился БВ. – Хорошо, зовите Невмывако.
