В трюме было слышно, как грохнуло наверху кормовое орудие, и вслед за ним крейсер накрыл гул и треск артиллерийского салюта, который на полчаса поглотил все прочие звуки. Молодежь побежала наверх, а мы налили еще по одной.
– Слушай, Алеха, а ты вот офицером был. – Малахов подсел ко мне.
– Ну был.
– А на японских кораблях был?
– Нет. А что?
– Да говорят, что у них там гальюнов нет и ходят они на лопату, а потом свое говно за борт выкидывают.
– Да ладно брехать. – Михалыч вытер усы и посмотрел сначала на Малахова, потом на меня.
– За что купил, за то и продал. – Малахов почесал затылок. – В порту слышал, два плутонговых брехали меж собой. Ну, думаю, дай спрошу у Муромцева, он у нас все знает.
– На кораблях у них не был, но насколько я знаю, крейсера и миноносцы они в Европе покупают. И на тех кораблях есть все: и гальюны, и бани, и прачечные. Так что, думаю, у них там все, как и у нас. А вот насчет кают скажу то, что знаю по чертежам. На всех крейсерах типа нашего каюты командиров и флагманов имеют по несколько комнат: кабинет, спальню, ванную и салон. А у нашего командира двенадцать квадратных метров и балкон. И все.
– Леш, а что жрут узкоглазые? Говорят, рис один, так ведь им не наешься.
– Это ты не наешься. А для них рис – как для тебя картошка с квасом. Жареного мяса у них нет, и пирогов печеных тоже, на обед матрос получает порцию мисо…
– Что?
Народ, заинтересовавшись традиционной японской кухней, подсел поближе.
– Ну суп такой из перебродившей бобовой пасты, плюс порция риса с маринованными овощами и рыбой и зеленый чай. Вот и все! А когда на вахте стоят – рисовые колобки и чай.
– Не густо!
– Вот я удивляюсь: и откуда ты все знаешь? – Михалыч был не меньше остальных удивлен моей осведомленностью.
– Книжки читаю.
– А про войну что в книжках пишут?
Я поднял шкалик и сказал то, что должен был сказать:
– Давайте, мужики, за победу! И чтобы домой нам всем вернуться с руками и ногами, и не в гробах, а своим ходом.
– Значит, будет, треклятая. – Малахов плеснул в себя порцию чистого спирта и занюхал рукавом.
– Будет! Знаю наверняка, и не потому, что газеты и журналы читаю. Просто я ее нутром чувствую. Вчера, когда на базар ездили, я на почту бегал, помните?
– Ну так ясно дело, помним, – загалдели все разом в ожидании интересной истории..
– Так вот, иду я с почты, смотрю… – тут я сделал паузу и поднял голову, как бы созерцая диво дивное.
– Ну не томи – выпить хочется. – Михалыч покрутил в руке пустой шкалик и поставил на стол.
– Ну, короче, весь город объявлениями заклеен. Японцы дома свои продают, мебель, скотину – и все по дешевке. За полцены. И уезжают из Кореи. А точнее сказать, бегут.
– А чего им бежать отсюда? Война-то с Россией будет, – встрял кто-то из кочегаров.
Михалыч разлил водку по рюмкам и протянул мне стаканчик.
– А ты, Алеха, как думаешь? Чего им бежать-то?
– Корея в сфере интересов России. А раз так, то и здесь будут стрелять. А под пули никому не хочется попадать. Особенно под свои. Вот и бегут.
– То-то, я смотрю, япошки хамить стали. – Малахов с хрустом отломил у краба щупальце. – Вчера на рынке стали орать, что во Владивостоке скоро будут. Так пришлось кулаками объяснять, где этот Владивосток и что их там ждет.
– А мне кажется, войны не будет! – Кочегарный квартирмейстер Белокопытов потряс обрывком засаленной газеты и стал читать вслух заранее выделенный кусок: – «На обеде у военного губернатора во Владивостоке японский консул, по поручению своего правительства, провозгласил тост за русского Государя. В блестящей речи он наименовал нашего императора апостолом мира». – Белокопытов отложил газету и поднял вверх указательный палец. – Вишь как назвал! Апостол мира! А вы заладили: «Война, война»… Да как же они после этого будут государю нашему в глаза смотреть?
– Через щелочки, – крикнул кто-то, и шутка потонула в гомерическом смехе.
– А по мне хоть горшком назови, лишь бы не стреляли. – Михалыч был в своем амплуа и что думал, то и говорил, не обращая внимания на чины и регалии.
– Я вот письмо из дома получил, – рябой матрос, из электриков, с малоросским выговором, полез в карман и вытащил оттуда листок бумаги, исписанный корявым почерком. – Батя пишет, что в Лавру, в Дальние пещеры, старичок приходил поговеть.
– Ты толком говори, в какую Лавру, – тот самый кочегар, что сомневался насчет убегающих из Кореи японцев, опять встрял в разговор, не давая рябому рассказать, что написал ему батя.
– Ну в нашу, в Киевскую, – электрик стал злиться на докучливого кочегара.
– А ты, Тарас, сам откель будешь?
– Запорожские мы. Отец с Чигирина, а матка с Канева, это сто верст от Киева.
– А до Лавры сколько? – не унимался кочегар.
– Ну так и будет сто верст.
– Откель – от Канева или от Чигирина?
– Может, ты заткнешься? Откель да откель… Дай человеку рассказать.
Народ загалдел, раздосадованный на прилипшего к Тарасу кочегара.
– А я что – я только хотел узнать, где Лавра находится, – оправдывался кочегар, – может, я туда съездить решил и помолиться за вас, дураков.
– Давай, Тарас, балакай, чего там батя пишет, – поддержали запорожца матросы и, заинтригованные, обступили его со всех сторон, заглядывая через плечо и стараясь разобрать каракули.
– Так было ему во сне видение.
– Кому – отцу?
Тарас зыркнул на кочегара, но промолчал.
– Да отвянь ты от человека. Вестимо, что старичку. Отец-то его не говел.
– Чей?
– Да Тараса…
Народ набросился на кочегара, и кто-то в суматохе двинул ему подзатыльник. Кочегар обиделся и демонстративно отвернулся.
– Пойдем покурим. – Я толкнул Малахова в плечо.
Он кивнул, и мы встали из-за стола. Далеко не пошли, стали метрах в пяти, чтобы слышать, что там произошло в Лавре. На крейсере были специально отведенные места для курения. Но сегодня была особенная ночь, и если не попадаться на глаза офицерам, можно было делать все. Стоим, курим и слушаем про видение, что открылось старику в Лавре.
– Стоит спиной к морю Пресвятая Богородица и держит в руках плат с сиреневой каемкой, на котором изображен лик Спасителя. А хитон у Божией Матери синий, а верхнее одеяние – коричневое. Обе стопы ее попирают мечи обнаженные. Испугался во сне старик, а Пресвятая Богородица наклонилась к нему и говорит: «Война вскоре будет, и ждут Россию тяжелые потери и испытания». Вот так-то.
