– Старший артиллерийский офицер крейсера «Варяг» Зарубаеав и младший врач Банщиков. У меня очень большая коллекция с «Варяга».
– Почему именно с «Варяга»?
– Он пришел в Порт-Артур прошлым летом. Если быть точным, где-то в десятых числах июня. Весь август простоял во внутреннем бассейне, что-то не ладилось с котлами, а в сентябре у них была смена плавсостава. Пришли новые офицеры, и все пожелали увековечить себя. Вот и фотографировались.
– А это кто? – Иокко показал на мужчину в гражданском платье с позолоченной цепочкой от часов и орденом Анны IV степени.
– Шилов, главный инженер порта.
Иокко взял в руки всю пачку, прикинул ее вес и положил на место.
– И все это вы наснимали за полгода?
– Трудился не покладая рук.
– У вас приличная и, главное, очень хорошая коллекция, господин Нариами.
– Русские сентиментальны и фотографируются чуть ли не каждый день.
– Это как раз нам на руку. Благодаря вам мы имеем возможность знать врага в лицо.
Нариами протянул групповое фото, на котором был изображен штаб Тихоокеанской эскадры.
– Судя по тому, что здесь начальник эскадры, это, наверное, самая ценная фотография в вашей коллекции?
Нариами был польщен и склонился в поклоне.
– Вы неплохо поработали.
– Спасибо, господин Иокко.
– Я заберу все это и по прибытии в Токио передам господину Ямамото. Надеюсь, военный министр оценит ваш труд по достоинству.
Желтые, пахнущие химическими реактивами руки чуть дрогнули, когда стукнула дверь и босые ноги его сына прошлепали через комнату. Мальчик молча прошел и сел в углу. Он пристально смотрел на Иокко, думая о чем-то своем.
– Скажи ему, чтобы он ушел. Я не хочу, чтобы он меня видел.
– Пошел отсюда.
Мальчик не шевелился.
– Я сказал – брысь! – Нариами кинул в него пиалу.
Глиняная чашка, не долетев до мальчика, глухо ударилась о бамбуковый настил, подпрыгнула и откатилась в угол. Сын Нариами хлюпнул носом, встал и вышел из комнаты.
В соседней коморке часы тихо пробили полночь. Иокко уложил фотографии в матерчатую сумку и встал.
– Мне пора.
– Для меня большая честь видеть вас, господин. Еще будут какие-нибудь поручения?
– Поручения… – майор задумался, – да нет, поручений уже не будет. Ты можешь ехать домой в Нагасаки, к жене и детям.
– Я могу продать дом?
– Да. Продай все и с ближайшим пароходом отправляйся в Японию. В противном случае, как говорит Конфуций, «утром познав истину, вечером можно умереть».
– Вы говорите о войне? – Нариами испугался того, о чем спросил, и согнулся до земли, стараясь не смотреть майору в глаза.
* * *
Иокко вышел из дома. На крыльце сидел сын Нариами. На коленях мальчик держал бумажный фонарь. Фонарь согревал ему руки и давал немного света – достаточного, чтобы осветить крыльцо. Мальчик взял фонарь и отставил в сторону. Свет фонаря мешал видеть в темноте.
Русские взяли Иокко в коробочку, зажав с четырех сторон. Домбровский перехватил сумку, а Истомин сунул ствол револьвера майору в бок. Казаки подхватили его под задницу и ловко забросили в подкатившую тюремную кибитку.
Мальчик встал и подошел к Истомину.
– Он хочет продать дом и уехать в Японию.
У Истомина случился шок. Сын доносит на отца. Такого он еще не встречал в своей практике. Мальчик смотрел на Истомина, Истомин – на мальчика. У восточных народов есть то, чего нет у европейцев. Они чувствуют равновесие мира. Мальчик понял, что смутило русского офицера.
– Он мне не отец, а моя мать ему не жена. Он плохой человек. Он ее бил и меня бил. Арестуйте его.
Мальчик повторил Истомину почти все, что днем рассказал Домбровскому. Рассказал, как и кому носил фотографии в порт, как три дня ждал Иокко на заброшенной мельнице и как вел его домой. Рассказал, что Нариами накануне избил его мать за то, что она не захотела уехать с ним. Он бил ее палкой, а потом голую закрыл в сарае. Цин Чао, так звали мальчика, отнес ей одеяло, хлеб и воду, а потом пошел к надзирателю.
– Я не хочу быть его рабом. – Цин Чао вытер рукавом нос и посмотрел на Истомина.
Тот все понял и ударом ноги вышиб дверь.
Нариами покорно сидел на полу и ждал. Через щели он видел все, что произошло с майором. Он понял, кто эти люди и о чем с русским офицером говорил его мнимый сын.
Рядом с фотографом лежал меч. Он не смог сделать себе сеппуку, и по его дряблым щекам текли слезы. Нариами не был самураем, хотя правила игры в разведчиков требовали от японских шпионов аналогичных поступков. Но, увы, история знает немало примеров, когда не каждый самурай смог выпустить себе кишки, так что же говорить о бедном фотографе, которого судьба превратила в шпиона и забросила в далекую и дикую страну?
Глава 19
Чемульпо. Февраль 1904 г
Хочу сказать, что до посылки «Корейца» Руднев предлагал посланнику идти на крейсере под своим флагом, но, насколько я знаю, господин Павлов не счел возможным оставить миссию и русских подданных, не получив на то приказания от своего министерства. При этом телеграф не работал третьи сутки. Передав с казаками дипломатическую почту, граф Павлов просил Руднева максимально форсировать отправку посыльного судна в Порт-Артур. Как он написал в сопроводительном письме, «сие судно посылается в штаб наместника за разъяснениями и дальнейшими инструкциями в связи с отсутствием связи и нахождением дипмиссии в полном неведении».
В течение всего дня накануне ухода «Корейца» в Порт-Артур я и судовой механик лодки Валера Франк не вылезали из трюма и наравне со всеми крутили гайки и болты, настраивая главную машину. Меня командировали на «Кореец», так сказать, в качестве консультанта и спеца: именно так сказал Руднев, провожая меня до вельбота и передавая команде «Корейца».
– Вы, господа, не смотрите на его унтер-офицерские лычки, вчера и их не было. Вы смотрите на его руки. Запоминайте, что он делает, и конспектируйте то, что говорит. Муромцев знает про паровые машины гораздо больше, чем все механики двух наших кораблей. Хотя, я думаю, и всех остальных, что стоят на рейде.
– Вы мне льстите, Всеволод Федорович.
– А вот спроси, – он обвел рукой Чемульпийский рейд, на котором дымили иностранные стационеры, – кто из них служил на императорской яхте и кто из них обеспечивал безопасное плавание государя? Так что уж не скромничай и лучше помоги привести «Кореец» в порядок.
– Да там, вроде, все нормально. Лодка на ходу, давление в котлах держится, главная машина исправна.
– Вот и поезжай к ним и сам убедись, что все, что ты мне сказал, так и есть. Утром Беляев заберет почту и секретную переписку и уйдет в Порт-Артур. И он должен туда дойти, а не болтаться посреди моря в ожидании помощи.
