Рууко, оставив своих волчат, подошел ближе и теперь сверху вниз глядел на нас. Он был самым крупным волком в стае — на целое ухо выше остальных, с широкой грудной клеткой и внушительными мускулами под серой меховой шкурой. Помедлив мгновение, Рууко наклонился и раскрыл над нами огромную пасть. Мать, шагнув вперед, заступила ему дорогу.
— Брат, — попросила она (мать с Риссой родились в одном помете и вступили в стаю Быстрой Реки одновременно), — оставь их жить.
— В них кровь чужаков, Нееса, они будут отбирать мясо у законных детенышей. Лишних щенков стая не вместит.
От злобного голоса меня бросило в дрожь, Триелл начал поскуливать.
— Ты лжешь. — Мать бесстрашно глядела на Рууко снизу вверх, не отводя янтарных глаз. — И прежде бывали тяжкие времена, но стая выживала. Ты просто боишься всего непривычного, для вожака Быстрой Реки ты слишком пуглив. Лишь трус решится убивать щенков.
Рууко зарычал и с размаху обрушился на нее всем телом, прижав мать к земле.
— Думаешь, мне нравится убивать детенышей? — пророкотал он. — Когда мои стоят здесь же? Твои щенки — не просто непривычные, я чую в них кровь чужаков! Не мной они рождены, Нееса, не я нарушил заповедь. Отвечать за все — тебе! — Он вонзил зубы в ее шею и сжимал челюсти до тех пор, пока мать не заскулила. Лишь тогда он ее отпустил.
Мать с трудом встала на ноги и отшатнулась, теперь страшная пасть Рууко нависала прямо над нами. Мы в ужасе отбежали, сгрудившись вокруг матери.
— У них есть имена! — попробовала она вступиться еще раз.
Да, в обход обычая мать нарекла нас при рождении. «Получая имя, вы становитесь частью стаи, — сказала она тогда. — И Рууко вас уже не убьет». Моих сестер она назвала в честь цветов и трав, растущих вокруг норы, Триелла — черного волчонка со сверкающими, как звезды, глазами — в честь безлунного ночного неба. Из-за белого полумесяца, четко прорисованного посреди серой шерсти у меня на груди, я получила имя Каала — Дочь Луны.
Мы с Триеллом и сестрами, трепеща, льнули к матери. Прежде я смеялась над ее опасениями и считала, будто в стаю принимают всех, кто умеет себя вести как настоящий волк. Однако теперь стало ясно, что не только место в стае, но и сама жизнь оказывается под угрозой.
— У моих детей есть имена, брат, — повторила мать.
— Не я их нарекал. Твои щенки рождены вне закона, они не принадлежат стае. Прочь с дороги!
— Я не уйду!
Огромная, почти в рост Рууко волчица, морду которой густо покрывали шрамы, прыгнула на мать вслед за вожаком; вдвоем им удалось оттеснить ее в сторону.
— Убийца щенков! Ты мне не брат! — огрызалась мать. — Ты недостоин зваться волком!
Даже я понимала, что такие слова только озлобят Рууко. Рыча, он отогнал мать к самой норе, под присмотр волчицы со шрамами, и вернулся к нам. Рисса, оставив скулящих и жмущихся к ней щенков, вышла вперед и встала рядом с Рууко.
— Спутник, — произнесла она низким звучным голосом, — моя ответственность не меньше твоей, ведь это я не уследила за сестрой. Я сделаю что положено.
От нее пахло силой и уверенностью, белая шерсть блестела под лучами раннего солнца. Рууко лизнул волчицу в морду, на мгновение ткнулся носом в белоснежную шею, словно набираясь решимости, а затем мягким движением оттеснил Риссу назад. Остальные волки стояли но краям прогалины — одни поскуливали, другие смотрели молча; никто не пытался подойти, над нами возвышался один Рууко. Даже сейчас, много времени спустя, при взгляде на него я порой вспоминаю тот миг, когда вожак навис надо мной, готовый вцепиться зубами в глотку и вытрясти из меня дух. В живых оставалась лишь я: мои сестры и любимый брат уже лежали бездыханными.
Аззуен говорит, что я не могу помнить случившегося, ведь мне было всего четыре недели от роду. Однако я ничего не забыла. Сначала погибли сестры, затем вожак добрался до Триелла: еще мгновение назад тот лежал, прижавшись ко мне теплым боком, — и вдруг его тело взмыло вверх, поднятое с земли мощной хваткой Рууко. Триелл взвизгнул, я поймала его взгляд и, забыв о страхе, подскочила на задних лапах, чтобы удержать его, но тут же вновь свалилась на землю — неокрепшие пока лапы держали меня плохо. Острые зубы Рууко грозно сомкнулись, тело Триелла обмякло и замерло. Неужели он мертв? Неужели не поднимет голову, не взглянет на меня лучистыми глазами?..
Рууко, бросив Триелла рядом с сестрами, повернулся ко мне.
Мать потихоньку отползла от норы и теперь подобралась ближе, стелясь брюхом по земле. Опустив уши и поджав хвост, она умоляла Рууко остановиться. Он на нее даже не взглянул.
— Вожак вершит что положено, Нееса, — спокойно произнес старый волк. — В щенках течет кровь чужака, Рууко лишь ограждает стаю от опасности. Не осложняй ему выбор.
Я глядела на Рууко, не опуская головы. Ни унижение, ни мольбы не спасли моих сестер и брата. Когда тело Триелла ударилось о землю рядом со мной, вместо трепета меня обуяла ярость: мы с Триеллом спали и ели вдвоем, и вдвоем мечтали, как завоюем место в стае! А теперь он погиб! Оскалившись, я зарычала на тех же нотах, что и Рууко, и тот от неожиданности отступил. От гнева куда-то делся страх — я прыгнула, норовя вцепиться в волчье горло, но достала лишь до груди: высоко прыгать я еще не умела. Рууко легко отбросил меня в сторону и на мгновение замер, не отводя взгляда, словно вместо меня увидел самого Волка Смерти.
— Жаль, кроха, — тихо проговорил он. — Я обязан думать о благе стаи. У меня нет выбора.
Раскрытая пасть Рууко приблизилась ко мне вплотную. Послышался чей-то горестный вскрик, волки сбились к краю прогалины. Яркий луч утреннего солнца ударил мне в глаза, когда я подняла голову, чтобы встретить смерть.
— Она должна остаться в живых, Рууко.
Вожак замер на месте, бледно-желтые глаза расширились. Эхо от голоса разнеслось по поляне, и Рууко, к моему изумлению, захлопнул грозную пасть, прижал уши и отступил, приветствуя пришедшего.
Проследив взгляд вожака, я увидела огромного, небывало крупного волка: грудь его приходилась на уровне морды Рууко, а мощная шея проступала где-то там, откуда струились на поляну лучи взошедшего солнца. В странных зеленых глазах — не янтарных, как у взрослых волков, и не голубых, как у детенышей, — проглядывало удовольствие. Через мгновение на прогалину ступила такая же крупная зеленоглазая волчица с более густым и темным мехом.
Волки материнской стаи, прижав уши и опустив хвост, один за другим подползали на брюхе к середине поляны, чтобы почтительно приветствовать невиданных и грозных гостей.
— Это верховные волки, — шепнула мать, подобравшись ближе ко мне, — Яндру и Франдра. Двое из тех, что еще остались в Широкой Долине. Они говорят с Древними, мы им подчиняемся.
Верховные волки милостиво принимали приветствия.
— Добро пожаловать, владыки, — уважительно опустив голову, проговорил Рууко. — Я лишь исполняю свой долг и забочусь о стае. Этот помет появился без моего дозволения.
