И все потому, что в России рано или поздно принимались доставать православная церковь. Раскольник, причем упертый. Готов на дыбу и костер за двоеперстие. Но не псих, мечтающий о самосожжении. Вот это нет. Предпочитает жить-поживать да добра наживать. А придут с претензиями, сам кого хочешь головой в огонь сунет и сапогом сзади поддаст, чтобы живее летел.
Большинство сведений о нем все больше косвенные и по чужим обмолвкам. Сам на манер Геннадия про свои похождения не распространяется. Но кое-что мне известно уже из более поздних времен. Пришел специально посмотреть на меня после Кенигсберга. Как я достаточно быстро сообразил, не по собственной инициативе, а послан был поповцами из наиболее авторитетных. Раскольники есть самых разных толков, а на территории, принадлежащей ранее Польше, их до ста тысяч на момент занятия русскими войсками присутствовало.
Указы и обещания — это одно. А посмотреть вблизи и предъявить желательные условия — совсем другое. Прошение было любопытное. Содействие в рассмотрении Синодом «соединения», то есть даровании старообрядцам священников с дозволением отправлять всю службу по старопечатным книгам.
Согласие требовалось на основании определенных пунктов: разрешить «двоеперстно сложение», службы церковные совершать по старым, дониконовским, книгам, а также все обряды, чины, уставы и обычаи иметь старообрядческие. Просили не возбранять старообрядцам приобщиться Святых Тайн в греко-российской церкви по их желанию, так и сынам этой церкви приобщаться от единоверческого священника.
Беседа о том у меня была, и не одна. С патриархом, Анной, парочкой священников. Вскоре стало прозрачно ясно: отдельного епископа в отличие от попов не дадут ни при каких обстоятельствах. Церковь мечтает поставить раскольников в зависимость. Отучать смотреть на них как на людей невежественных, непросвещенных, чужих, а на все их книги и обряды как на ошибочные и еретические не собираются. Данный вариант рассматривается как на учреждение для церкви бесполезное и даже вредное.
Но я в отличие от постриженных человек государственный и руководствуюсь соображениями целесообразности и пользы для державы. Отталкивать сто тысяч налогоплательщиков исключительно из-за упертости и вбитых в головы старых догм крупнейшая ошибка. Так и до очередного мятежа Булавина недолго. Тем более на поверхности лежит отвращение: к раскольникам православному можно зайти исключительно по смертной нужде. И это называется послаблением. Кстати, Семен по возрасту мог в том мятеже участвовать. Я бы не удивился.
Короче, предложил собственный вариант. Не сказать чтобы раньше с уважением не смотрели, однако приятно, когда тебя принимают всерьез, а не ухмыляются, типа видали и раньше всякие глупости. Вахтин удалился и отсутствовал почти два года. Потом явился, да не один, а в сопровождении целой толпы. Естественно, не сразу к парадному крыльцу, предварительно меня предупредили и определенные мероприятия провели с обеих сторон. Прежде чем подписать громкие документы, их всегда обсуждают за кулисами. Да и консультация с императрицей совсем не лишнее. Есть вещи, которые на себя брать не по чину.
Староверы вытащили из турецкой Сербии митрополита, лишенного греками-фанариотами кафедры, и тот по чистой совести за благо изволил поступить в староверческую религию в сущем звании митрополита. Раз не хотите официально через Москву, нате шах. Конечно, проще всего взять всю компанию под стражу и отправить до выяснения в Петербург, но это же нарушение Указа о веротерпимости!
Ко всему представители старообрядцев обязались в прошении: «содержать его высокопреосвященство господина митрополита Арсения на всем монастырском иждивении во всяком спокойствии и удовлетворении во всю его жизнь». Таким образом, выполнялось требование властей в моем лице о том, чтобы на правительство не возлагалась обязанность по материальному содержанию старообрядческого архиерея.
Самое странное, Арсений особых интриг не затевал и непомерным честолюбием не страдал. Человек от природы добрый, он не мог равнодушно смотреть на бедственное положение народа. Частенько становился на сторону простых людей и по возможности старался облегчить их нужды, делая дырку в голове по поводу любых страдающих и не различая православных и раскольников. Даже за католиков заступался, обиженных хозяевами. В дальнейшем пригодилось при давлении на польских помещиков.
Пока бумаги ходили, кое-кто поливал желчью листки, благочестивый Арсений безотлагательно принялся окучивать подвластную ему паству, ставя новых священников поповцам, а заодно и прочим сектантам, кто просил. Разъезжал с помпой по вновь образованным приходам под охраной моих казаков. Очень к месту оказалась свора бывших некрасовцев. Кому доверить, как не таким же упертым и притом своим.
Гром с молниями так и не грянул. Поскольку выгонять поздно, чин у него самый настоящий, и отзыв из Стамбула или Москвы в любом варианте проигнорирует, а делать из него мученика излишне, высочайшим указом велено было считать случившееся полезным. Императрица уже разрешила старообрядцам иметь священников, служащих по старым книгам и обрядам. Партия выиграна — это был мат! Православная старообрядческая церковь моментально охотно присягнула императрице, и вновь созданная иерархия получила из ее рук и с ее одобрения права главенства во вновь созданной ветви церкви.
Это уже не переходная церковь — от старообрядчества в новообрядчество: она подчинена собственным архиереям. А не надо было упрямиться и ссылаться на прошлое, проклиная соперников. Я сам диктовал и рассылал вопросник по этому поводу всем ведущим церковным деятелям страны. Никто не захотел дать епископа из своих рук. Боялись конкуренции. Ее и получили. Может, больше о душах паствы теперь думать станут, а не о кармане.
Выговор от Анны Карловны получил серьезный. Она прекрасно поняла, зачем и почему все это проделано. Но это я пережил. Потом дважды меня пытались убить. Прямо как Генриха Французского. Только к тому моменту так просто к моей особе не допускали всех подряд, а я по улицам в одиночку не шлялся. Уж что-что, а понятие об охране и спецслужбах вынес из двадцатого века. Дилетантское безусловно, но у других и такого не имелось.
Один исполнитель — монах с острым ножиком. Второй — сектант из беспоповцев. Очень ему не понравилось предпочтение властью одних раскольников в ущерб другим. Этот, к счастью, оказался полусумасшедшим одиночкой. Может, и стояли за ним некие настропалившие его личности, да староверы всех фракций так долго и трогательно извинялись, что пришлось спустить дело на тормозах. Удобнее в своих целях чувствующих вину использовать.
Зато в православных кругах заговор вскрылся крупный, и многие отцы церкви закончили свой путь в каменных мешках Соловков и миссионерствуя за Полярным кругом у чукчей с эскимосами. Я даже специально ездил в столицу всех сдавать лично императрице с жалобами и стонами. Странно было бы упустить такой удачный случай убрать оппозицию, сохранив более уступчивую часть высшего духовенства. И никакой липы, что особенно приятно!
— Так, — сказал я, прочитав со всем вниманием тексты дважды. — Кажется, все правильно.
— А не боишься, Михаил Васильевич? — спросил Вахтин с отчетливым любопытством.
