Раненой птицей кинулась Ченка на помощь, но огненный пал оскаленной пастью отпугнул её назад. Едва не задохнувшись от жара, девушка упала навзничь, взвизгнула пойманной в кулёму соболюшкой. Но безудержное стремление спасти человека из беды вновь подкинуло её на ноги, заставило более осмысленно подумать о помощи Дмитрию. Вода! Вот что только может помочь ей в задуманном!
Она бросилась к мутному ручью, не раздумывая, прыгнула в ледяную воду, скрылась с головой, вынырнула, побежала назад. В первую очередь распотрошила свою котомку, вырвала из неё лохматые рукавички, надела на руки. На голову водрузила берестяной чуман и, уже не опасаясь жалящего пламени, вытянула русского подальше от очага разбушевавшейся стихии.
Дмитрий, закрыв обожёнными руками лицо, глубоко, тяжело стонал. Жестокий огонь оставил на нём страшные раны. Волосы на голове оплавились, обнажив на затылке красную вздувшуюся кожу. Руки покрылись кровавыми пузырями. Ченка осторожно оторвала от лица его руки и ужаснулась. Пламя напрочь слизнуло брови, ресницы, жёсткую щетину. Почерневшие щеки, нос, губы, лоб быстро отекали, превращая маску лица в отвратительное месиво.
– Глаза… Что с моими глазами? Я ничего не вижу… – хрипел Дмитрий, бесполезно стараясь открыть опухшие веки.
Ещё плохо понимая смысл его слов, испугавшись страшного вида, Ченка заплакала. Она не знала, что ей надо делать. Неизвестность и непредсказуемость сковали разум.
Затрещали шесты горевшего чума. Бушующее пламя охнуло, провалилось, растеклось по земле. К голубому небу вырвался клуб чёрного дыма. На месте былого чума теперь плясали затухающие языки большого костра.
Ченка вдруг вспомнила свою мать, которая лечила ее от ожога. Это было давно, но врезалось в память на всю жизнь. Когда-то в детстве она обожгла на костре запястье. Пэкта смазывала ей руку медвежьим жиром.
Да! Медвежий жир! В потке Загбоя был упакован небольшой чуман с этим эликсиром. Девушка знала об этом.
Она бросилась к вещам, нашла походную сумку отца, раскрыла её и, к своей радости, сразу же нашла то, что искала. Вместе с берестяной ёмкостью в небольшом кожаном мешочке лежал мягкий, пушистый хвостик зайца. Умудрённый опытом кочевой жизни, охотник был хорошо подготовлен к непредвиденным обстоятельствам. Вместе с лекарствами было и средство для безболезненного нанесения на поражённое место. Заячий хвостик служил тампоном.
Ченка схватила жир, подбежала к Дмитрию, присела на корточки и попыталась объяснить своё намерение. Он не видел Ченку, но по мягкому, успокаивающему голосу, ласковому прикосновению рук понял, что она хочет ему помочь. Превозмогая боль, он встал и, с её поддержкой, спотыкаясь, прошёл под разлапистую ель, где девушка расстелила мягкое ложе из спасённых спальников. Когда ему удалось прилечь на спину, она приступила к врачеванию.
Осторожно прикасаясь к обожённым местам, мягким хвостиком Ченка смазала жиром лицо, шею, руки. После продолжительной процедуры Дмитрию стало значительно легче. Он перестал стонать, несколько успокоился, затих. Сила животного бальзама размягчила потрескавшуюся, стянутую кожу, притупила боль, облегчила страдания и начала своё невидимое дело – восстановление поражённых участков тела. Русский впал в забытьё.
Девушка прикрыла его одеялом, недолго посидела рядом, встала, начала собирать на поляне разбросанные вещи. Дымившиеся останки чума говорили о том, что все вещи, находившиеся внутри, сгорели. Обидно было то, что в огне погибла её хозяйственная котомка, в которой лежало всё самое необходимое, дорогое, ценное. Нитки, иголки, скребки, бисер, праздничное хольмэ, зеркальце, бусы, платки, платье и ещё много других женских вещей и украшений, без которых она уже не представляла своего существования.
Ченка была в отчаянии. Она молча теребила руками край оленьей дошки и, понуро потупившись, смотрела куда-то в дымящееся пепелище. Как теперь ей быть? Чем она будет шить для Загбоя новые олочи, парку, рукавицы? Что она наденет на себя при встрече с соплеменниками? Что скажут про неё люди, увидев её простой, неухоженной, без длинных чёрных кос? А её недавняя близость с Дмитрием… Минуты наслаждения, затмившие разум. Что теперь будет? Что скажет отец, узнав о её отношениях с русским?
Отец! При воспоминании о нем девушка вздрогнула от страха. Он спросит, почему она недосмотрела за чумом, почему сгорело их жилище. А если узнает о её грехопадении, а он когда-то обязательно узнает, то что скажет и сделает?
От этих мыслей сердце Ченки едва не остановилось. Плохо контролируя свои действия, девушка бесцельно заметалась по поляне, пиная ногами всевозможный мусор, кочки, обгоревшие палки и тряпки. В какой-то момент в своих сумбурных действиях она подошла к собакам. Чирва и Илкун, понимая состояние своей любимой хозяйки, понуро опустили головы, заскулили.
Ченка опустилась перед ними на колени, привлекла их головы к своей груди, обняла и горько заплакала. Только им, этим милым, дорогим существам она могла пожаловаться на свою судьбу, разделить своё безутешное горе. Только с ними она могла говорить, честно рассказать о случившемся, выдать им всю горечь обиды и принять искреннее сочувствие. Прозрачные слёзы алмазными каплями катились по её щекам, а собаки, разделяя печаль дорогой хозяйки, горячим языками слизывали накопившуюся боль. От этих нежных прикосновений, от молчаливого сочувствия вдруг стало легко. Как всегда, Ченка поняла, что она не одинока в своём горе. И пусть собаки не могут словами высказать своё отношение к ней, но импульсивные порывы, передающиеся через ответную ласку помогли ей на какое-то время притупить боль переживаний и почувствовать себя хоть кем-то любимой. И пусть она виновата в случившемся, в своих прегрешениях винила только себя.
Да, она винила только себя и даже не допускала какой-то далекой мысли, что во всех её бедах может быть виноват тот, кто сейчас лежит там, под елью. Жизнь продолжается, и время тщательно залижет нанесённые раны, оставив в памяти только добрые воспоминания. Девушка хорошо помнила слова отца, что все происходящее надо воспринимать как должное. Загбой поймет её, выслушает и отнесётся ко всему с тонким пониманием. Он её и простит. Потому что так было всегда.
Где-то далеко, под суровым гольцом, едва слышно токнул выстрел. Раскатившееся эхо ударом хлыста растянуло хлопок по огромному плато. Ченка вздрогнула, вскочила на ноги – отец! Он все-таки скорее всего выследил снежного круторога.
Вместе с девушкой насторожились собаки, навострились, застригли ушами в сторону неожиданного звука, напряглись пружинистыми телами в желании броситься на зов хозяина. Вместе с ними сработавшей пружиной капкана вскочил Князь. Кобель во время общения девушки и своих сородичей, молча созерцал со стороны. Он был слишком гордым, чтобы так же чувственно открывать трепет души. Может быть, он просто не знал любви к человеку, потому что в его жилах текла кровь волка. Услышав выстрел, он был готов умчаться к далекому отрогу.
Прошло несколько минут напряжённого ожидания. Чирва и Илкун настороженно ждали повторного выстрела. Князь немного остыл, присел, стал нервно выбивать из своей шубы блох. Ченка подошла к Дмитрию, опустилась перед ним на колени. Он не спал, узнал, осторожно повернул голову в её сторону, тихо спросил:
