– Это не у всех получается.
– Скоро получится у всех. Мы дичаем и становимся похожи на своих прародителей – в душе ничего, кроме охоты и жажды убийства. Вот только времена сейчас другие. Нам не станут поклоняться, а уничтожат. Выживших без церемоний посадят в клетки. Но даже такая страшная перспектива беспокоит не так, как остальные проблемы. Ты знаешь, существует и другая причина, по которой нашей расе без людей было не обойтись. Иначе мы бы не превратились в богов, а навечно остались животными.
– Само собой. Поэтому мы и спаривались с девушками человеческого племени, поскольку наши самки стали вымирать ещё раньше… и вымерли достаточно давно. Взять любую легенду – почти нигде не упоминаются драконы женского пола, разве что дракайны в древнегреческих мифах: существа, превращающиеся то в чудовище с чешуёй, то в прекрасную деву. Изменение в генах произошло уже тогда. Сначала в нашем племени перестали рождаться девочки, а затем мы и вовсе сделались бесплодны, утратив репродуктивные функции. Мы очаровывали женщин сотнями, но не могли сделать им детей. Вот тогда и стало ясно – это наш личный апокалипсис. Мы, населяющие Землю миллион лет, пришли к своему финалу, нас осталось даже меньше, чем дальневосточных леопардов… Но леопарды могут плодиться, а драконы – нет.
– Ты прав. Уже на заре цивилизаций с потомством начинались проблемы, а мы не придали этому значения, озабоченные лишь самолюбованием и властью над человечеством. Дракайны тоже спаривались с людьми, взять хотя бы случай Ехидны и Тифона, но их отпрыски получались сумасшедшими монстрами вроде Колхидского дракона,
[41]
не годного ни на что, кроме как по-собачьи сидеть у дуба, сторожа Золотое руно.
– (Грустный вздох.) Да, знавал я того парня из Колхиды. Абсолютный дебил, попросту двух слов связать не мог, но без труда устроился на должность главного хранителя руна. Тупейшим образом провалил свои служебные обязанности – ну и, разумеется, пал от руки Диомеда. Честно говоря, я не стал вступаться – чем меньше мутантов, сидящих у дуба и пускающих слюни, тем чище раса. Разве я знал, что возникнут такие проблемы в дальнейшем? Наше семя мёртвое, и человеческие самки больше не могут от нас понести. Но я не готов отказаться от надежды. Прости, мне сложно взваливать на тебя столь тяжёлую ношу, обследование показало – только у тебя из всех нас есть шанс. И раньше-то это было непросто – спаривание, приводящее к зачатию, возможно у драконов лишь раз в двенадцать лет, тысячу дней спустя после Особого Года, в конце весны у самцов, в конце лета у самок. И ведь, казалось бы, что может быть проще – охмурить девицу хомо сапиенс, сделать искусственное оплодотворение в клинике, но… сразу станет ясно, что это нечеловеческое семя.
– Я думаю, и тут не было бы толку. Мы способны зачать потомство только в определённое время – при точном положении Сатурна, при полной луне, естественным путём. И да, я стараюсь. Однако ничего не получается. Я уж не говорю, как трудно уломать человеческую самку не использовать презерватив. Из-за СПИДа все с ума посходили. Кстати, Прекрасная не объявлялась? Честное слово, я периодически скучаю по ней.
– Нет, к сожалению. Но ты же её знаешь – взбалмошная, горячая натура. Ты ведь тоже когда-то уходил из племени и потом вернулся. Я уверен, и с ней это произойдёт. Прости, мне пора плыть. Я искренне надеюсь на тебя. Скоро придёт время…
– Хорошо, собрат. Я обязательно постараюсь.
Глава 6
Якобинцы
(градъ Москва, трактирчикъ «Мѣщанинъ» на Сухаревкѣ)
Если бы сослуживцы увидели сейчас шефа Отдельного корпуса жандармов Виктора Антипова вкупе с директором департамента полиции МВД Арсением Муравьёвым, они бы немало удивились. Оба сатрапа империи, одетые в простонародные рубашки и плисовые штаны, сидели за столиком и пили виски «Джемисон» из деревянных кружек. Над карманом у каждого повисла увядшая гвоздика – символ произошедшей вчера антимонархической революции, – а на макушку был нахлобучен красный головной убор, похожий на фригийский колпак. «Мещанинъ» являлся кошмарно заплёванной забегаловкой, где коротали вечера мастеровые, бывшие извозчики да отставные унтер-офицеры. Муравьёв и Антипов использовали заведение для спокойных бесед о жизни и политике, не боясь подслушивающих устройств и случайной встречи со знакомыми.
Оба сначала молчали, посвящая время выпивке и закуске.
– Как ты думаешь, это не он сам организовал? – деликатно спросил наконец Муравьёв.
– Признаться, тут я теряюсь в догадках, – ответствовал Антипов, вкушая рулетики из баклажанов. – Действия его величества даже баба Ванга предсказать не сможет. Ты помнишь, восемь лет назад он – хлоп! – аналогично издаёт манифест об отречении и пасечника императором назначает? А потом – раз! – возвращается, и нам из гуляй-ящика втирают по поводу преемственности русской национальной идеи царей-соправителей, Петра и Ивана.
[42]
Так что стопроцентно мы с тобой не определим. Всё может быть – и интрига государева, и настоящая революция. Поймём мы это, к сожалению, не завтра.
– Ну, как-то странно, согласись, – задумчиво произнёс Муравьёв. – Государь объявляет об отречении, при этом никакого телевыступления, ноль комментариев для прессы, и в принципе нигде его нет. Сообщение зачитал диктор, то есть это… говорун по гуляй-ящику. Просто здрассте-пожалуйста, с сегодняшнего дня монархия упразднена, объявляется республика, выборы в Учредительное собрание. Я в штаб партии «Царь-батюшка» звонил, они понятия не имеют, что произошло, но на всякий пожарный вовсю готовятся переименоваться. Есть два варианта: «Народ-богоносец» и «Либерал-красавчик», в зависимости от настроя трудящихся. Нет, случалось, что император пропадал неведомо где, он обожает сюрпризы. Но тут… я погребён под грудой версий. То есть, как бы, у нас полтора дня республика, должны избрать президента и новый парламент. Хрень какая-то! – Он с душой отхлебнул половину кружки.
– Уж не говори, – поддакнул Антипов. – И на хер нам сдалась эта республика? Временное правительство с февраля по август семнадцатого сидело. Так и что в нём было хорошего? Бардак на фронте, в магазинах селёдки и той не купишь, разброд и шатание. Нет, я по-человечески-то понимаю – конкретный государь не нравится. Ну так, Господи Иисусе, да задавите его ночью подушкой и возведите на престол нового, можно подумать, что-то экстраординарное изобретать надо. А республика чего? Каждые шесть лет новый царь? Тут на одних портретах в госучреждениях разоришься… Но да, я в разговорах с подчинёнными сказал, что испытываю «осторожный оптимизм» и, дескать, были у нас уже республики – и Новгородская, и Псковская, и та же «семибоярщина»…