— Ваше величество, я должен выразить вам свои соболезнования…
Я пожимаю плечами.
— Не буду лицемерить, я не любил Дариолу. Но и не желал ее смерти.
Рыцарь срезается. В его представлении, я сейчас должен напоказ горевать, а он так же, напоказ, утешать меня. А вместо этого — холодное равнодушие. И рыцарь срывается.
— Во всяком случае, у вас остается хорошее наследство.
— Мой сын, — обрываю я. — Это главное, что Дариола сделала для меня — и я ее не забуду.
И не прощу, но об этом храмовнику знать не обязательно.
— Ваше величество, вы собираетесь жить в Раденоре?
— Риолон тоже не останется без внимания. А вырастет мой сын…
— Вот о вашем наследнике я и хотел поговорить. Я знаю, что при дворе не осталось служителя.
— При котором дворе?
— При обоих.
Может, и не осталось. Крысиный король их хорошо проредил.
— И что?
— Мы хотели бы, чтобы наследник воспитывался в свете истинной веры. Поэтому у нас есть несколько кандидатур на роль духовного наставника малыша…
— Не рано ли? Ребенку еще и месяца нет!
— Истинная вера и благочестие прививаются с малолетства.
А еще фанатизм, религиозность, тупость и упертость. И вообще — пусти вас к ребенку, так потом и не узнаешь.
— Я подумаю над этим вопросом.
Храмовнику приходится довольствоваться этим обещанием. Зато…
— Я слушал, ваше величество, что вы также намерены укреплять межгосударственные связи…
— Лидарн, говорите уж прямо, что вам нужно? А то я вас не пойму, а вы потом обидитесь, что я специально что‑то не так сделал.
Лидарн хмурится.
— Ваше величество, мы хотели бы также просить вернуть нам законную десятину на территории Раденора.
— О, кстати! Надо ее и на риолонской территории запретить!
— Ваше величество!
Я пожимаю плечами.
— Лидарн, а что вы хотите? Я не забираю у храмов их собственность. А ведь число храмовников резко уменьшилось. Неужели вам не хватает?
— Храм надо возрождать.
— А вы его не там строите. Вы его на земле крепите, а надо бы в людских сердцах.
Лидарн вскидывает брови.
Неожиданно? А ты сейчас еще не то услышишь.
— Вы вот деньги требуете, а почему вы мне другого не скажете? Скольким вы помогли да хоть бы за последние десять дней? Скольких утешили, обогрели, поддержали в беде? Назовите имена? Да я сейчас же гонцов отправлю и за каждого все компенсирую до монетки! Нет? Молчите, Лидарн. Лучше молчите, потому что проверить несложно. Вы не туда идете — и это понимаете. Легко набрать новых холопов, легко обучить их бормотать молитвы, но вот сделать так, чтобы люди искренне верили? Протянуть руку так, чтобы те поняли — Храм искренне о них заботится? Под силу ли вам это?
Лидарн смотрит на меня как‑то странно. Не ожидал?
— А то обряды вы выполняете, а сердца в них нет. Души нет. Из ваших ритуалов смысл улетучился. Сейчас вы можете построить настоящий Храм — так воспользуйтесь этим, а не набирайте массой! Сколь ярмарочный силач не велик, а воин его вмиг задавит, пусть и в три раза мельче будет.
— Странно это от вас слышать, государь.
— А что странного в том, что я о людях забочусь?
— Я подумаю над вашими словами, ваше величество. Обещаю.
— Подумайте. А потом уже приходите. Не как проситель — как человек, который видит свою истинную цель. Свое призвание.
С тем Лидарн и отбывает.
А через два дня возвращается Иннис.
* * *
Я дома у тетушки Меди. Могу выехать хоть завтра.
Целую.
И. А.
Ей — ей, я сам едва удерживаюсь, чтобы не поцеловать простенький белый лист.
Ни вензелей, ни духов, ни помады, которой так любят уснащать свои послания придворные красотки. Несколько коротеньких строчек, четкий почерк без вензелей… в этом вся Иннис. Я едва сдерживаюсь до вечера — и ночью удираю из дворца.
Влетаю в домик тетушки Меди — и в гостиной подхватываю на руки свою любимую.
— Инни! Вернулась!
Иннис крепко целует меня в ответ.
— Я соскучилась.
— Я тоже скучал. Ох, Инни, никуда бы тебя не отпустил! Ни за что!
— И не отпускай больше. Я… мне плохо без тебя.
Кто знает, до чего мы бы договорились, если бы не покашливание тетушки Меди. Я тут же отпускаю свою драгоценную добычу.
— Простите, тетушка.
— Так‑то… учти, мальчик, хоть вы друг друга и любите, а все ж до свадьбы…. сам понимаешь, не след бы…
— Тетушка, Алекс со мной никогда так не поступит.
М — да. Иннис точно сейчас не обо мне говорит. Я бы и с радостью — все равно ведь женюсь. Но если она хочет все по правилам — пусть так и будет.
— Я думаю, что мы поженимся в Раденоре. Иннис, ты не против?
— Родных у меня все равно нет… разве что Тиданн…
Последняя фраза уже прошептана только для моих ушей. Я усмехаюсь.
— Вызвать призрака несложно. Так что за внучку он порадуется, обещаю.
— Уже рад. Я ему все высказала, а этот гад сказал, что второй реббенок будет носить имя Андаго! Я фыркаю.
Ну, Тиданн! Ну, прохвост! Андаго, да еще и четвертьдемон, да в родстве с королем… потрясающее сочетание! Все для укррепления рода?
— А про себя он что сказал?
— Что останется здесь, пока не увидит нового графа Андаго.
— Наглец.
— Это у нас семейное.
— Отлично, Раденорам тоже не помешает немного здоровой наглости.
— Еще?!
— А что? Мы ведь такие белые, такие пушистые, нас каждый обидеть может.
— Угу…
— Я слышу в вашем голосе сомнение, о прекраснейшая из женщин? Я никогда не смог бы вас обмануть.
— Ох, Алекс…
Какая же у нее улыбка.
Я действительно не стану лгать Иннис. Но умолчать? Недоговорить?
Ту мою сторону, где живет тьма в оковах серого льда безразличия, она никогда не увидит. Я слишком боюсь ее потерять.
* * *
В Раденор мы выезжаем еще через пять дней. Успевает приехать Рене, отдохнуть и еще раз собраться Иннис, погонять Линтора я.
Рене отчитывается передо мной и отдает письмо канцлера.
В Раденоре все спокойно. Канцлер благодарит меня за сына и заверяет, что его жизнь и верность, ну, дальше все обычно. Можно не продолжать.
