Агафон, сипя и хрипя измученной грудной клеткой и сжимая в потной руке до судорог чье-то опутанное браслетами запястье, споткнулся о выступающий корень и полетел плашмя, едва успев выпустить из сведенных пальцев худую руку. Падая, он зарылся лицом в грязь, но тут же поднялся, лихорадочно отплевываясь, размазывая по щекам и со слезами выковыривая из глаз тину, едкую, не хуже хозяйственного мыла…
И вдруг понял, что подниматься-то он еще не закончил.
Медленно проплыло перед ним белое лицо застывшей безмолвно герцогини, тощие кривые стволы чахлого леска с чудом проросшими между ними баобабами, спины налетающих на них – будто тоже поголовно натолкали себе кусачей ряски в глаза – товарищей…
Неведомая сила, поднимавшая студента, развернула его неожиданно, и прямо перед единственным освобожденным от грязи глазом пленника очутился плаксиво перекошенный рот, усаженный острыми, как иглы, кривыми желтыми зубами.
– Чуваек? – вопросительно проговорил рот, обдав все еще по инерции пытающегося бежать школяра зловонием отродясь не чищенных зубов.
– Чего? – уточнил волшебник скорее по инерции, чем из желания понять или завязать разговор со схватившим его за шкирку существом.
– Чуваек? Дуйбина? Ноча? – повторил монстр, и маленькие бурые глазки его недобро блеснули.
Рука его премудрия рванулась к карману за палочкой, но вторая могучая лапища монстра перехватила ее и дернула. Палочка вместе с карманом отправилась в свободный полет к земле. Чародей не удивился бы, если бы узнал, что за ней последовала и его кисть: после рывка чудовища руку он больше не чувствовал, если не считать сплошного пульсирующего очага пронзительной боли там, где еще недавно начиналась ладонь. Жалобно взвыв, маг прижал бедную конечность к груди, схватил другой рукой, чуть выдохнул облегченно – кисть не отваливалась, по крайней мере, пока.
И тут он – опять же сам по себе – развернулся в пол-оборота. Откуда ни возьмись, в паре сантиметров от его носа появилась и зависла на несколько мгновений огромная дубина с пробитыми сквозь ее конец двумя заостренными железными штырями.
– Хряп! – то ли представился, то ли пригрозил монстр.
Дубина пропала из поля зрения, и Агафон снова поплыл – но теперь уже не только вверх, но и вперед.
Слоном к слону – слона не увидать. А вот с расстояния вытянутой руки…
Гугень?!..
Один отчаянный мазок рукавом по замазанной тиной физиономии – и картина новой катастрофы открылась его застывшему в ужасе взору: прогуливающиеся вокруг баобабы… товарищи, дергающиеся беспомощно в их ветвях…
То есть, руках…
ГУГНИ?!..
Мозг школяра, сидевший на голодном кислородном пайке последний час, сложил, наконец-то, два и два, и взорвался истеричными, но ох как запоздалыми предупреждениями.
Те самые?!?!?!
Ждали нас?!..
Кабуча!!!..
Какие заклинания… какие заклинания… какие заклинания…
Какие тут в пень горелый заклинания с одной рукой!!! Бежать, бежать и бежать!!!..
Новый безнадежный рывок студиозуса, сопровождающийся пинком куда-то в район отвислого голого брюха привел лишь к тому, что волшебника развернуло спиной к гнусной зеленой роже. И полный растерянности и ужаса взгляд упал на другую зеленую рожу – едва ли не в десятке метров от него, и вряд ли хоть сколько-нибудь менее гнусную, чем только что виденная.
Бугень…
БУГЕНЬ?!?!?!
Его премудрие снова было дернулся, но тщетно: в огромных лапах невозмутимого гугня он чувствовал себя приговоренным к утоплению котенком.
Вспомнить бы хоть одно заклинание, которое можно сотворить, будучи зажатым вниз головой под мышкой великана как сверток с бужениной…
Используя очищенный глаз на двести процентов, его придавленное, но не подавленное премудрие произвел быстрый подсчет претендентов на его анатомию.
Бугней было двенадцать, гугней раза в три больше, и каждый из них был выше самого рослого гаварова людоеда как минимум на три головы. Значит, и прав на настороженно притихших в их сокрушительных тисках пленников у лесных обитателей было больше ровно в три раза. По крайней мере, так эту задачку решили сами гугни, презрительно искривили большие капризные рты и стали вальяжно разворачиваться, чтобы уйти под покров леса.
Мнение же бугней – то ли не столь искушенных в сложной науке арифметике, то ли более истосковавшихся по деликатесам на змееконной диете – было прямо противоположным. О чем они и дали незамедлительно знать.
Бугень в дублете, сплошь расшитом кольцами и серьгами, вырвался вперед и, вскинув меч, с оскорбленным ревом кинулся на уносящего Лесли конкурента по пищевой цепочке. Если бы не своевременная подножка предводителя, племя гугней уже в следующее мгновение уменьшилось бы на одну лысую шишковатую голову. Насколько меньше бы стал отряд преследователей, Агафон сказать затруднялся: острые мечи, легкие доспехи и подвижность против тяжелых дубин и преимущества в численности и росте – уравнение, скорее, для рыцаря, нежели волшебника. Однако, по-видимому, составлять подобные примеры мог не только он.
Дав драчуну остервенелого пинка, командир охраны замка быстро шагнул к самому огромному и откормленному противнику, зажимавшему в объятьях чародея и, угрожающе набычившись, но предусмотрительно не поднимая оружия, прорычал:
– Гугни отдать человек-мужик и человек-женщина, три порции каждого!
Агафон узнал в нем приснопамятного кулинара и сморщился как моченое яблоко. Интересно, какие рецепты шеф-повар Гавара и его гарнизона держит в запасе для тех, кто выставил его посмешищем перед всеми приятелями? А для тех, кто слопал недельные запасы так бережно хранимых продуктов его хозяина?… Школяр нервически сглотнул пересохшим горлом и понял, что узнать об этом ему вовсе не хотелось. Но мнения его, увы, никто не спрашивал, и переговоры уже шли полным ходом.
– Гуги мног! – угрожающе сообщил главный гугень.
– Бугни меч иметь! – не остался в долгу Гдддр, и для демонстрации одним взмахом меча рассек надвое ствол осины толщиной в человеческую руку.
Неуемный драчун, уже пришедший в себя и почуявший новый простор для применения своей энергии и способностей, тут же скосил еще один ствол, затем второй, третий
[33]
– и торжествующе уставился на дальних родичей, оскалив зубы:
– Гугни хрясь!
Лесные жители остановились – впечатленные, но не запуганные – демонстративно взвешивая в не занятых продуктами руках фирменные дубины. Носитель Агафона – судя по всему, тоже вождь, начальник, верховод, или как это называлось у не слишком разговорчивых с исследователями великанов,
[34]
шагнул вперед, угрюмо крякнул, замахиваясь – и торчавший из земли обрубок разлетелся в щепы по самый комель.
