В конце недели Янус вернулся к прежнему ускорению, будто не случилось ничего особенного. Но было ясно – в недрах спутника произошла авария, возможно – катастрофическая. Спутник притормозил, сконцентрировался на ремонте, починил себя.
Для людей это было и хорошо, и не слишком.
Они узнали, что Янус не идеален. Он может ломаться, но способен и починить себя. С другой стороны, эффективность и быстрота ремонта пугали. До того были разговоры про саботаж: ведь можно швырнуть в инопланетный двигатель что-то вроде гаечного ключа. Например, ядерный заряд. После саморемонта такие мечтания показались по-детски наивными, как попытки остановить бульдозер перышком.
Транспорт опередил шаттл и нырнул в отвесную глухую стену пирамидального строения. «Мститель» летел над уходящим лавовым потоком еще километров пять, дернувшись в сторону, чтобы уклониться от области больших гравитационных флуктуаций. Судно пронеслось под освещенным трубопроводом либо мостом, затем – крайне рискованно – меж стенами каньона, испещренными иероглифами-«окнами».
Прямо впереди лежала Пасть.
К ней со всех сторон сходились потоки лавы, обрушиваясь за карниз, к раскаленному багровому сердцу Януса. Хотя «поверхность», где стояла спиканская аппаратура, иногда опускалась на двадцать километров ниже среднего уровня, Пасть была единственным входом в недра. Всего двести метров в поперечнике, скрытая нависающими конструкциями, она оставалась незамеченной до посадки «Хохлатого пингвина».
Затормозив, Роберт Англесс остановил «Мститель» над провалом. Перри застонал, открыл и протер глаза:
– Прибыли уже?
– Терпение, – ответила Светлана. – Еще пара минут.
Модуль опустился в Пасть. Со всех сторон его, словно угодившего в глотку, окружали стены, пронизанные жилами раскаленной лавы. Когда модуль опустился еще на триста метров, стены внезапно разошлись, стали ровными.
Светлана ожидала увидеть огромную пещеру, но не подозревала о клаустрофобии, резко нахлынувшей после проскальзывания сквозь малое отверстие в колоссальное пустое пространство. А «врата» Пасти, оставленные позади, казались предательски крошечными. Ощущение неприятно напоминало погружение под воду. Света могла перенести погружение на большую глубину, но не тогда, когда что-то заслоняло поверхность воды.
– Забавно, да? – Перри лукаво усмехнулся.
– Ты просто хочешь поддразнить меня, – отозвалась она хмуро. – Тут жутко. Любой разумный человек согласится со мной.
Модуль повернулся, открывая вид на другие части почти сферической пещеры. Размером она была в десять километров. Большая часть машин занимала от силы километр у стен, лишь пара игольно-острых шпилей высовывалась намного дальше. Как и на поверхности, машины покрывали ясные граффити-иероглифы. Большинство их были красными, и свет их окутывал пещеру багровым сиянием.
На участке пола, не занятом потоками лавы и машинами, мигающие желтые фонари обозначали посадочную полосу. С одной стороны от нее стояло несколько герметичных палаток. Человек в скафандре следил за приближением гостей, прикрывая рукой визор, защищаясь от яркого сияния, вырывающегося из дюз главного движка.
Приземлились быстро, гася инерцию ради экономии топлива амортизаторами вместо тормозных движков. «Космический мститель» подпрыгнул пару раз и затих, заглушив моторы. Сквозь дверь кокпита Светлана увидела, как Англесс заносит детали полета во флекси.
– Спасибо, что летали компанией «Блевать-эйр», – оповестил Перри.
Они натянули перчатки, надели шлемы и протиснулись сквозь шлюз. Англесс остался на борту, не скрывая желания поскорее улететь. Светлана не возражала. Сама не намеревалась оставаться долго. Ноги ступили на черный спиканский пол. Его поверхность противилась и химическому, и спектральному анализу, но неплохо держала и гекофлекс, и более долговременные клеевые составы. Купола поселка и модули с оборудованием были приклеены к полу, чтобы не уплыть прочь во время несильных гравитационных возмущений, периодически случавшихся в пещере. Ожидавший поднял руку в приветствии. Скафандр Светы обменялся сообщениями и проинформировал хозяйку: на полосе стоит Габриэла Рамос.
– Рада видеть вас, – сказала та по интеркому. – Мы уже соскучились по обществу.
– Боюсь, у нас всего лишь краткий визит. – Светлана крепко – насколько позволял скафандр – обняла ее. – Я тебя не видела целую вечность! Как давно ты уже здесь?
– На этой вахте? – Она поскребла задумчиво пальцем низ шлема. – Шестую… нет, пятую неделю. Мне назад, наверх, через десять дней. По крайней мере, такой был план до твоего прибытия.
Светлана отсоединила от бока модуля коробки с припасами.
– Хотела б я сократить вахты, но ты же знаешь, как сейчас у нас с топливом.
– Знаю, знаю. Мы не жалуемся. По крайней мере, какую-то работу делаем. И возможно, наша находка немного всем поможет.
– Было бы здорово, – заметил Перри.
– Прозвучало не слишком убедительно, – отозвалась Рамос.
– Думаю, у меня бы сохранилось больше энтузиазма, если бы не все наши проколы. Но пусть мой природный пессимизм тебя не расхолаживает.
Припасы занесли в складскую палатку и провели десять минут, вынимая старые энергетические ячейки и заменяя их новыми, заряженными. Когда справились и отнесли пустые ячейки на шаттл, Рамос завела гостей в ближайшую палатку, герметичную, так что пришлось проходить сквозь шлюз. Внутри они сняли шлемы и перчатки, осмотрелись: полотняные перегородки делили пространство на ванную, кухню и три жилых отделения. Прошлые и нынешние жильцы пытались сделать обиталище чуть уютнее, но с сомнительным успехом. Сняв шлем, Светлана ощутила, насколько здесь холодно. Может, Рамос вообще не снимает скафандр?
– Эксфорд попросил глянуть на твой браслет, – сообщила Барсегян.
Рамос повозилась с манжетой, высвободила прибор.
– Знаешь, мы тут куда слабее засвечиваемся, чем вы наверху.
– Нужно убедиться – в особенности после того, как началось всякое.
Светлана отметила дозу – даже ниже ожидаемого – и вернула прибор.
– А у остальных? – спросила Габриэла.
– Можно полагать, что у вас всех одинаковый фон. Плотность костей не проверить, пока вы не подниметесь наверх, но, надеюсь, вы исправно делаете свою норму упражнений?
Рамос приготовила кофе, точно отмеряя ложечкой дозы. Светлана взяла свой, отхлебнула, зная, что пьет исчезающий, изысканный деликатес. Эксфорд готовил недурной чай из растений арборетума, но с кофе вышло полное фиаско. Вероятно, когда-нибудь поможет Ван, но до тех пор кофе осталось всего двести кило на все поселение.
Довольная Рамос принялась безжалостно выуживать у гостей сплетни. Светлане Габриэла нравилась с того дня, как с очередной вахтой прибыла на «Хохлатый пингвин». Девушка с удивительной легкостью приспособилась к жизни на Янусе. Хотя чему удивляться? Света заглянула однажды в биографию Рамос. Жизнь ее до «Глубокой шахты» была долгим изнурительным карабканьем из затопленного Ла-Бока – трущоб Старого Буэнос-Айреса. Света знала, что у Габриэлы осталась там семья. Но после перевода на «Хохлатый пингвин» Рамос стала полноценным, уважаемым и любимым членом команды. Тем сильнее бунт травмировал девушку – будто склочный развод. Хотя в последнее время лед подтаял, наметилось примирение между фракциями.
