Сквозь толпу уимблдонского стадиона мы пробирались медленно, поскольку Ди не хотела устраивать сцен и отговорила Алисию от разгона толпы воплями «Женщина рожает! Прочь с дороги!». На улице нам попался прекрасный полицейский, который, увидев, как Ди всхлипывает и обнимает свой выпирающий живот, мигом посадил нас в такси, отодвинув всех людей, которые ждали в очереди. Этот момент, со всеми оттенками истинной британской вежливости, напомнил мне о сестрах Фоссиль из «Пуантов» и о том, как полицейский помогал им поймать такси, когда Паулина стала знаменитой. Мне показалось, что из нас получились бы сестры Фоссиль. Алисия была бы Паулиной, после того как Паулина провела бы несколько лет в качестве голливудской примадонны. Я могла бы быть Пози, если бы Пози решила стать доктором. Ну а Диотима могла бы быть Петровой, если бы Петрова забеременела от кого-то из своей летной команды. В общем, жуткий бы получился вариант.
У нас оказалось больше времени, чем я думала. Ординатор в Лондонском университетском госпитале даже не стал разговаривать с нами, пока Ди не осмотрела средних лет женщина по имени Росси. Росси была из Тринидада, и ее напевная речь успокоила всех нас, даже Ди. Закончив сонограмму, Росси подвезла каталку, на которой лежала Ди, к монитору, где в течение тридцатиминутного сканирования собиралась наблюдать за состоянием плода. Алисия отправилась на поиски телефона, чтобы позвонить Роксане, а я ждала Ди в комнате с другими беременными женщинами, подключенными к мониторам. У меня неожиданно появилось чувство клаустрофобии, особенно после синхронизации сердцебиений в мониторах. Мне казалось, что все мы заключены в гигантской утробе. Странные ощущения заставили меня вспомнить о том, что мы с Беном делили мамину утробу, и от этого мне стало еще горше сознавать, что теперь я и брат настолько разделены.
Наконец из-за занавески появился ординатор, огромные очки которого придавали мужчине вид удивленного насекомого.
— Ладно, мальчишки, как у нас делишки? — спросил он, представившись доктором Виндмиллом и протягивая ладонь для рукопожатия.
— Виндмилл? — спросила я.
— Виндфилд, — поправила меня Алисия.
— Винг, ладненько? Вингфилд, — сказал он.
Почему-то это исправленное «винг» в его фамилии заставило нас с Алисией с воодушевленным одобрением дружно воскликнуть «О!». Фамилия начинала ассоциироваться с чем-то возвышенным и чистым
[28]
.
Ди, скорее всего, согласилась бы с нами, если бы не согнулась в очередной схватке.
Вингфилд спросил, кто наблюдал Ди во время ее беременности, и, вместо того чтобы признаться, что она не ходила к врачу, Ди, отдуваясь и хватая ртом воздух, ткнула в меня пальцем.
— Я друг семьи, — немного растерявшись, произнесла я и подняла руки ладонями к Вингфилду, чтобы показать, что не имею никакого отношения к тому, что она не принимала витамины для беременных. — Я действительно врач, но мы лишь недавно познакомились…
Вингфилд кивнул и попросил нас отойти в сторону, чтобы он, закрывшись от нас занавеской, мог осмотреть шейку матки.
Выйдя в коридор, Алисия сжала кулаки и начала нервно притопывать ногой.
— Господи, ненавижу больницы, — сказала она с трагическим вздохом.
— А когда ты была в больнице? — спросила я.
Алисия смерила меня взглядом.
— Ты что, ни разу не смотрела моих новостей? — спросила она. — Ни разу? Ведь этот чертов «Live!» почти каждый вечер приходилось вести у пресвитерианского госпиталя. Аварии, перестрелки, утопленники… Тот Пасхальный Заяц из центра Робинсон Таун, которого избили и попытались утопить религиозные фанатики?..
— Стоять на тротуаре снаружи — это совсем не то, что находиться в самом госпитале, — возразила я.
— Мне хватило, — отрезала Алисия, снова начав притопывать.
Наконец доктор Вингфилд поманил нас обратно в палату с мониторами, за занавеску, отделявшую Ди. Мы смотрели, как он читает бумажную ленту с хроникой последних пятнадцати минут внутриутробной активности, а Ди, покрывшись испариной, кривится от боли.
— Отличные делишки, — решил Вингфилд, сложив распечатку по сгибам и бросив ее на монитор. — Все в порядке, мальчишки. Волноваться не о чем. У нее три сантиметра расхождения, положение минус два, пятьдесят процентов выполнено. И я счастлив от этого сердцебиения, понятно? Хорошая динамика, понятно? Никаких замедлений.
— Что он говорит? — переспросила у меня Алисия.
— Что ребенок в порядке. Он идет головкой вниз, и у него прекрасные тоны сердца. Шейка матки разошлась в ширину вот настолько, — я раздвинула пальцы, — и кости разошлись вот настолько, — я развела пальцы другой руки на несколько сантиметров. Давно мне не приходилось заниматься переводом акушерского сленга.
Алисия скорчила такую гримасу, что не оставалось сомнений — она не хотела знать всех этих подробностей.
— Так что, мальчишки, все будет отличненько, понятно? — Доктор Вингфилд довольно посмотрел на нас.
— Когда вы говорите «мальчишки», вы имеете в виду, что будет мальчик? — спросила я.
— П-простите великодушно, это у меня такая манера говорить. Я говорю «мальчишки» машинально, по привычке, понятно? — Он перевел взгляд на Ди и добавил: — Вы же хотели сюрприза, правильно?
— С-сюрприз, — произнесла Ди, изо всех сил сжимая поручни каталки.
— Ну так сюрприз и выйдет. Я сам его приму, вместо Росси, ладно? Ребенок великоват, судя по сонограмме, но волноваться не надо, понятно? Просто для акушерки он будет тяжеловат.
При этих словах занавеска отодвинулась и появилась Росси. Я подумала, что она собирается протестовать, но акушерка провела к нам Роксану. Сегодня она была в нейлоновом платье цвета фуксии, в котором ее кожа казалась еще более желтой, чем обычно, или же еще более экзотичной.
— Извините, а вы?.. — спросила Роксана у ординатора.
— Доктор Вингфилд. — Он протянул ей руку.
— Виндфилд?
— Винг — Вингфилд, — поправил он.
— О! — просветлев, воскликнула она.
— Я говорил мальчишкам, что ребенок в порядке, хотя и великоват. Но не слишком большой. Ничего необычного, понятно? Я сам хочу принять его, ладно? Теперь вам надо немножко пройтись, хорошо? Первый ребенок просто так не выйдет. Вам надо погулять, юная леди, — сказал он, отсоединяя живот Ди от монитора. — Головка мальчишки опустится ниже, шейка матки раскроется под давлением, понятно?
— Это мальчик? — спросила Роксана.
— Это образное выражение, — объяснила я.
— Неужели ты не знаешь пол ребенка, Роксана? — спросила Алисия с почти вызывающей улыбкой. — Ты же у нас медиум.
«Она больна, — подумала я. — И она все свои силы тратит на то, чтобы мы об этом не догадались».
