На люкс номер явно не тянул. Это была просто большая комната. Но, по крайней мере, в номере была ванная комната, и он был достаточно чистый. А по сравнению с дешевым люксом, который для него сняла полиция Нью-Йорка, этот номер казался дворцом. Но очевидно, что здесь никогда не жил и не будет жить ни один президент. Уинтера назвали в честь Томаса Джефферсона, третьего президента США. И, скорее всего, это самые близкие отношения с президентом, которые светили этому номеру.
Он только начал обустраиваться, как в дверь постучали.
– Секунду! – прокричал он.
Положив кейс с лэптопом на кровать, он открыл дверь. В коридоре стояла Мендоза. На лице у нее застыло мученическое выражение, она кусала губы от переживаний.
– Что случилось?
– Все в порядке, – сказала Мендоза. Она смотрела куда угодно, только не в глаза Уинтеру.
– Ты меня пугаешь. Что бы ни произошло, просто скажи.
– Я была не в себе, – вырвалось у нее.
– Когда?
– В доме у Ридов. Я зря сказала, что ты такой же, как твой отец.
– И это все? – с облегчением спросил Уинтер, отмахиваясь от ее извинений. – Я думал, случилось что-то серьезное.
– Я была не в себе, – повторила она.
– Ты была в порядке. Ты сказала то, что хотела сказать. И мне будет гораздо лучше, если ты будешь говорить все, что хочешь, чем если ты будешь скрывать то, что хочешь сказать. Это нам точно не поможет. В конце концов, плюс того, что мой отец – серийный убийца, в том, что меня не так просто обидеть.
– Давай я угощу тебя ужином? В качестве извинения.
– Спасибо за приглашение, но я не могу. У меня свидание.
Мендоза нахмурилась. Она хотела что-то сказать, но передумала.
– Кому я нужен, ты хотела спросить?
– Когда ты успел? С кем у тебя свидание?
– Это секрет!
– И ты мне не скажешь, кто счастливица?
– А кто сказал, что это девушка?
Мендоза открыла рот от удивления.
– Знаешь, ты напоминаешь мне одну мою коллегу. Ей очень хотелось, чтобы все считали ее крепким орешком, но на самом деле она была кошечкой.
– Я не кошечка.
– Верю.
– Хорошо, если ужином мне тебя не угостить, как насчет завтрака?
Уинтер немного подумал.
– Если ты хочешь что-то сделать для меня, чтобы тебе стало спокойнее, расскажи, почему же ты все-таки собиралась в Вегас.
– Я уже тебе говорила – мне нравятся постановки.
– Я тебе тогда не поверил и сейчас не верю.
– А зачем тебе знать?
– Потому что все знают спеца-Мендозу и никто ничего не знает про твою личную жизнь.
– Потому что она личная.
– Все, что ты мне расскажешь, останется со мной. Обещаю, что ничего не скажу твоим коллегам. Да и вообще, как только мы здесь со всем разберемся, я уеду. И вряд ли ты меня еще когда-нибудь увидишь.
– В прошлый раз я тоже так думала.
Уинтер ничего не сказал, и Мендоза глубоко вздохнула.
– Ну ладно, ладно. Пару месяцев назад я рассталась с парнем. Ему надоело, что у меня на первом месте работа. И я его не виню. Он давно говорил о том, чтобы поехать в отпуск, а у меня всегда были отговорки, почему сейчас не лучшее время. А он хотел поехать в Вегас.
– И что? Ты решила, что лучше поздно, чем никогда?
– Типа того. Да, знаю, это все бессмысленно. Но когда я бронировала билеты, мне это решение казалось правильным.
– Ты называешь его «парень», но вряд ли это были мимолетные отношения? Сколько вы были вместе?
– Двенадцать лет.
– Двенадцать лет? Да это настоящий брак!
– Это вообще отдельная проблема.
– Ну хорошо. Если бы у тебя была возможность вернуться в прошлое, ты бы что-то изменила?
– Я бы хотела ответить утвердительно, но это было бы неправдой, – сказала Мендоза, усмехнувшись. – Когда приходишь в полицию, тебя не предупреждают, что это не работа, а образ жизни. – Она замолчала и посмотрела Уинтеру в глаза. – Но об этом не мне тебе рассказывать, правда?
Повернувшись, она пошла по коридору. Уинтер смотрел вслед, пока она не повернула за угол, а потом вернулся в комнату и аккуратно закрыл за собой дверь.
27
Уинтер подключил к лэптопу наушники и включил концерт № 24 до-минор Моцарта. Было полседьмого, и у него осталось полчаса до выхода на душ и сборы.
Этот концерт был написан ближе к концу жизни композитора и считался шедевром. Шедевром, который повлиял на историю музыки. Например, Бетховен был так вдохновлен этим произведением, что создал свой концерт № 3 до-минор. Довольно необычно, что это один из всего двух минорных концертов, написанных Моцартом, и один из трех, первая часть которых написана в размере три четверти. Если отвлечься от технических деталей, Уинтер любил этот концерт за драматическое начало. И игривые вариации главной темы ближе к началу третьей части всегда вызывали у него улыбку.
За долгие годы он собрал записи всех произведений Моцарта. У него было по три-четыре варианта самых популярных сочинений. Он мечтал о коллекции лучших исполнений каждого произведения. И это задача на всю жизнь. Моцарт популярен как никогда, и новые записи появляются как грибы после дождя.
Закрыв глаза, он встал посреди комнаты, дирижируя воображаемым оркестром. Он был в Вене, была весна, и перед ним сидели первоклассные музыканты оркестра в Бургтеатре. Он заглушил струнные, чтобы могли вступить деревянные духовые, а затем кларнет исполнил вариацию главной темы. Он словно побывал в раю.
Открыв глаза, Уинтер сел на кровать и проверил почту. В кои-то веки новых запросов на его услуги не пришло, и это его радовало. Обычно в день приходило как минимум одно письмо, а то и несколько.
Главный парижский следователь прислал гневное послание с вопросом, почему он не появился в «Шарль-де-Голле». Но на данный момент у Уинтера был четкий приоритет – поймать блондинку. Париж мог подождать, потому что время было на стороне полиции. Там убийца выходил в мир с цикличностью раз в две недели, а последнее тело обнаружили только два дня назад. Уинтер написал короткий ответ, объяснив, что его неожиданно задержали в Нью-Йорке и что он появится в Париже как только сможет. По его расчетам, это должно было успокоить следователя хотя бы на несколько дней.
Затем он налил себе виски и открыл окно, чтобы выкурить сигарету. На улице было совсем темно, в небе зловеще низко висела луна. Уинтер смотрел на звезды и думал, сколько же из них уже умерло. Его всегда поражало, что можно видеть звезды, умершие миллионы лет назад.
Он курил, пил коньяк и думал над расследованием. Холодный ночной воздух дул ему в лицо, и тишина прерывалась только проезжающим изредка автомобилем или лаем собаки вдалеке. День получился длинным. Ему очень хотелось бы лечь в постель и закрыть глаза, проспать восемь часов и утром родиться заново. Но, скорее всего, рассчитывать можно было лишь на четыре-пять часов беспокойного сна.
