– Похоже на греческий, – предположила Мендоза. – Ты что-нибудь можешь понять из этого?
– К сожалению, нет.
Уинтер положил блокнот на место и посмотрел на подшивку с выпусками. Она была открыта на первой полосе газеты, вышедшей через неделю после убийства Ридов. Он прочитал статью. Между ней и материалом недельной давности было два отличия. Во-первых, она была более подробной. В этой было меньше предположений и больше фактов. Тон был более спокойный, эмоции поутихли. А второе отличие состояло в том, что в связи с убийством было упомянуто имя Нельсона Прайса.
– Есть что-нибудь интересное? – спросила Мендоза.
– Только то, что, как я и думал, убийство произошло, когда нужно было сдавать газету в печать, и Кларку очень тяжело было отделить факты от вымысла. Возможно, он знал, что убийство совершил Нельсон, но не успел получить подтверждение.
Уинтер перевернул страницу и застыл. Со старой черно-белой фотографии на него смотрела Амелия Прайс, такая, какой она была в жизни – без париков, контактных линз и прочих элементов маскировки. Волосы у нее были светло-русые – мышиные, как описывал Кларк. Цвет глаз определить было сложно. Возможно, они были голубые, как у отца, но с той же вероятностью могли быть карими или зелеными.
– Что там? – спросила Мендоза.
– Ты хотела неопровержимых доказательств, что таинственная незнакомка – Амелия Прайс? – ответил он, постукивая пальцем по фотографии. – Вот тебе твои доказательства.
36
Когда Питерсон приехал, чтобы оформить смерть Грэнвилла Кларка, был уже одиннадцатый час. Берч так и не появился. По словам его заместителя, шеф настоял на том, что сам поедет к Прайсам и будет охранять место преступления. Уинтер задумался над мотивацией его решения. Возможно, в своих фантазиях он единолично арестует Амелию. В этом случае ему грозило жестокое разочарование. Амелия сегодня даже носу не покажет в свой старый дом. Хотя это было к лучшему: если бы Берч предпринял попытку схватить Амелию, его, скорее всего, постигла бы судьба Омара.
– Нам нужно ехать, – сказала Мендоза, похлопав Уинтера по плечу.
Он в последний раз посмотрел на Кларка и пошел к двери. Оставлять его в руках Питерсона казалось сущим предательством, но Мендоза была права. Через пятнадцать минут они были у дома Прайсов и остановились в том же самом месте, что и вчера. Мендоза достала коробку с перчатками, которую дал Джерри Барнс, и протянула одну пару Уинтеру.
– Это так необходимо? У меня в них руки потеют.
– Ну тогда сиди в машине, я одна пойду.
Уинтер умоляюще посмотрел на нее, но Мендоза была непреклонна.
– Ладно, давай эти чертовы перчатки.
Они вышли из машины, хлопнув дверьми почти синхронно. Берча не было. Полицейской старенькой машины тоже.
– Вот так Берч охраняет место преступления, – заметила Мендоза. – Наверное, он по дороге решил зайти за пончиками.
– Наверняка.
Уинтер стоял около машины и ждал, что сейчас что-нибудь произойдет. Но все было тихо. Свет не зажегся, и даже вооруженная Амелия не выскочила из дома с дикими криками. Дом выглядел таким же пустым и заброшенным, как и в прошлый раз. Мендоза опять достала мобильный и позвонила в управление шерифа. Уинтер что-то уловил из ее обрывочных фраз. Осаду в Рочестере наконец сняли, ребенок был в безопасности. Как и отец, к сожалению. Мендоза взяла с них обещание, что они вышлют кого-то к Прайсам в ближайшее время.
– Ты слышал? – спросила она, убирая мобильный.
– Такое ощущение, что от тебя пытаются отделаться.
– Да, согласна. Но я их понимаю. Наверняка у них есть дела и поважнее, чем убийство шестилетней давности, про которое они давно и думать забыли. Ну что, идем? – спросила она и пошла к дому, не дожидаясь ответа.
Уинтер догнал ее у крыльца. По ступенькам было безопаснее подниматься по одному, чтобы они не обрушились. На этот раз Уинтер шел первым. Подойдя к двери, Мендоза громко постучала, сделала шаг назад и стала ждать. Ответа не было. В доме было так тихо, что Уинтер стал сомневаться в том, что он вообще жилой. Когда там последний раз были люди? Год назад? Шесть лет?
Мендоза снова подошла к двери и снова постучала настолько сильно, что вибрации чувствовались даже под ногами. Ответа не было, и ожидание затягивалось.
– Похоже, опять никого нет дома, – сказала Мендоза.
– Похоже.
Уинтер снял перчатку с правой руки, засунул ее в карман и вытащил кожаный чехол с отмычками. Он демонстративно показал его Мендозе, и она кивнула, одобряя его намерение. Замок был старый, тугой и очень нуждался в смазке, но в конце концов он поддался. Уинтер убрал отмычки, надел перчатку, открыл дверь и жестом пригласил ее войти. Мендоза не сдвинулась с места.
– Когда мы приехали, дверь была открыта, – сообщила она ему. – Амелия Прайс, по нашим расчетам, была дома, но на стук не отвечала. Мы естественным образом беспокоились за ее безопасность и вошли внутрь, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке. Как тебе история?
– Ты прирожденная сказочница.
– Я серьезно, Уинтер. Я вообще-то из полиции и не имею права вламываться к кому-то в дом.
– С технической точки зрения взлом совершил я, так что ты ни при чем.
Не было похоже, чтобы Уинтер ее убедил, но она все-таки последовала за ним и вошла в дверь. Внутри дом был такой же старый и усталый, как и деревянные доски снаружи. Воздух был спертый, словно здесь очень давно не проветривали. Ковры превратились в тряпье, обои выцвели. На стенах, там, где когда-то висели картины, остались темные прямоугольные отметки.
Из коридора выходили четыре двери, а лестница кончалась в кромешной тьме. Первая дверь вела в столовую. Уинтер вошел первым. За его спиной Мендоза чертыхнулась. Уинтер прекрасно понял, что она имеет в виду.
Он сразу же обратил внимание на стол. Как и в доме у Ридов, он был рассчитан на четверых, но по какой-то причине накрыт был на двоих. Белая скатерть за годы превратилась в серую, с салфетками произошло то же самое. Красные подставки под горячее выцвели и стали розовыми. На столе были бокалы для вина, графины для воды и посуда для обеда из трех блюд: закуски, горячее, десерт. Посередине, между сидящими, стоял канделябр на три свечи. В основании свечей застыл пригоревший воск, фитильки у них были затушены. Все было покрыто слоем пыли и паутинами. Шестилетним слоем пыли.
Второе, на что он обратил внимание, – переносной проигрыватель на комоде. Он был покрыт красным чехлом и выпущен был где-то в шестидесятых годах. Уинтер подошел поближе, чтобы получше его рассмотреть. Пластинка на диске была очень старая. Штраус в исполнении Венского филармонического оркестра. Он взял пластинку, сдунул пыль и поставил ее на место. Включив проигрыватель, он поставил иглу на край. В перчатках это не так просто было сделать, но в конце концов у него получилось. Сначала что-то затрещало, но вскоре в воздух полились незабвенные звуки вальса «Голубой Дунай».
