Он вернулся к углу, в котором Амелия изобразила себя и отца, сел на холодный пол и провел пальцем в перчатке по контурам рисунка. Он начал с кровати, затем перешел к Амелии и Юджину. Присмотревшись, он увидел, что черные отметины на ее лице, которые он сначала принял за грязь, на самом деле были слезами.
В отсутствие нотного стана нарисованные Амелией ноты ни о чем Уинтеру не говорили. И даже если он был бы, вряд ли это что-то изменило бы. Ноты, скорее, имели здесь символический, а не буквальный смысл. Но Уинтеру все равно было интересно, какую мелодию играла музыкальная шкатулка.
Он облокотился о стену и задул лампу. Комната погрузилась в абсолютную тьму. Уинтер дождался, пока успокоится его дыхание и сердцебиение – точно так же, как он ждал этого перед выстрелом в оленя, – и стал пытаться представить первые часы после убийства Ридов.
43
– А что со светом? – прокричала Мендоза откуда-то с лестницы.
– Мне надо было подумать, – отозвался Уинтер.
Нащупав в кармане зажигалку, он зажег лампу. Через несколько секунд Мендоза уже протискивалась сквозь узкий проход. Она взглянула на тело Юджина, мельком оглядела комнату и только после этого перевела взор на Уинтера.
– И давно ты тут сидишь в темноте?
– Не знаю, какое-то время, – пожав плечами, ответил Уинтер.
– Общался со своим психопатом?
– Что-то типа того.
– В шерифском отделении опять какой-то форс-мажор, поэтому они и не приехали. Я даже не стала спрашивать, что случилось, потому что вряд ли оно на самом деле случилось. Но когда я им сказала, что мы нашли тело Прайса, все сразу изменилось, и они тут же пообещали кого-то прислать. На этот раз я им верю. И еще я дозвонилась до доктора Гриффин. Когда я сказала ей, кого мы нашли, в ней взыграл нездоровый интерес.
– Его в природе не существует.
– Сказал Уинтер, с удовольствием сидящий в темноте рядом с безглазым трупом.
– Я не думаю, что это Амелия выжгла ему глаза, – через какое-то время сказал Уинтер.
– Кто же тогда, если не она? Ведь никаких признаков сообщника нет.
– Нет, она однозначно была одна. Юджин сделал это своими руками.
Мендоза нахмурилась:
– Представь себя на его месте. Шесть лет Амелия издевается над ним. Держит его в темноте на привязи, как и он когда-то поступил с ней и с Нельсоном. Заставляет его есть из собачьей миски. Когда она зажигала лампу, он смотрел, как она рисует на стенах. И даже когда она выключала лампу, он все равно видел эти картинки перед глазами – их не забудешь. Амелия наверняка видела все эти шрамы у него на теле. Может, она сама и предложила ему выковырять глаза, а позднее этот вариант преобразовался в выжигание глаз. Шесть лет – и без того большой срок, а в этих условиях просто вечность. У Юджина был целый вагон времени, чтобы обо всем подумать. Думаю, чувство вины его съело изнутри.
– И он выжег себе глаза из-за угрызений совести, – закончила за Уинтера Мендоза и покачала головой. – Я плохо себе это представляю.
– Так он спасал себя от этих рисунков.
– Это все твои предположения. Доказательств ведь никаких нет.
– На веках у него шрамы, но на внешней стороне от глазниц или под глазами нет ничего. А ведь если кто-то попытается ткнуть тебе в глаз сигаретой, ты точно будешь дергаться.
– Но выжечь себе глаза, Уинтер!
– Отчаявшийся и отчаянный человек будет и поступки совершать соответствующие. Не мне тебе рассказывать.
– Но свои собственные глаза!..
– Хорошо, вспомни самое ужасное, что ты видела в жизни, и скажи, что я не прав.
– Господи, – прошептала она, покопавшись в памяти.
– Более того. Я думаю, он умер естественной смертью.
Мендоза рассмеялась.
– Уинтер, да вся эта ситуация противоестественная! Вся до мозга костей.
– Конечно, Амелия несет ответственность за его смерть. С этим я не спорю. Но от чего он умер? В него не стреляли, его не забили до смерти и не зарезали. Да, он мог быть отравлен, и мы подождем результатов токсикологической экспертизы, прежде чем исключим этот фактор. Но вряд ли. Остаются естественные причины. Учитывая, сколько здесь болеутоляющих, думаю, у него был рак. На последней стадии боли нестерпимые, поэтому она и давала ему наркотические обезболивающие. Обычные на этом этапе уже не помогают.
– А это важно?
– Мендоза, важно все, что здесь произошло. Поставь себя на место Амелии. Ты ненавидишь своего собственного отца больше, чем кого бы то ни было на всей земле. Ты закрываешь его здесь и издеваешься над ним на протяжении шести лет. Ты убеждаешь себя в том, что это оправданная месть, ты даже отрывки из Библии подбираешь, которые оправдывают твои поступки. Но главная причина того, что она не убила его, не в этом.
– А в чем она?
– В любви.
– Это как?
– Да, ты можешь быть способной на убийство и ненавидеть его всей душой, но есть в тебе и какая-то часть, которая его любит. И поэтому ты не можешь переступить через себя и сделать этот последний шаг.
Мендоза подошла к Юджину и посмотрела в его глазницы.
– Сомневаюсь, Уинтер, – проговорила она, качая головой.
– У тебя ведь более-менее нормальное детство было, да? Ты любила своих родителей, но, вспомни, бывали моменты, когда ты чувствовала по отношению к ним ненависть. Любовь и ненависть – это же не исключающие друг друга понятия. Они как инь и ян – одно перетекает в другое.
– Мне этого не понять.
Уинтер поколебался, стоит ли ему продолжать.
– Я ненавидел своего отца за то, что он сделал мне и маме. Наверное, так же сильно ненавидел, как Амелия своего отца. Но несмотря ни на что, я продолжал его любить.
Мендоза смотрела на него какое-то время, силясь представить, как это возможно.
– Ну, наверное, так бывает.
Уинтер подошел и встал рядом с ней.
– Юджин знал, что умирает. И, как Кларк тогда сказал, это знание открывает тебе глаза.
– И совесть начала его терзать. Он наконец понял, сколько зла причинил своей семье.
– Он провел здесь более двух тысяч дней. Это очень долго. Каждый день он видел эти рисунки, наполнял мочой банки и смотрел на растущую стену. Когда он понял, что умирает, что-то внутри него надломилось. Но и для Амелии отношения с отцом не сводились только к издевательствам. В каком-то смысле она и заботилась о нем тоже. Не будем забывать: она его кормила. Ты же видела все эти упаковки полуфабрикатов в морозильнике, банки консервов в погребе. Это все для Юджина. Раз он заполнил все эти тысячи банок, значит, жидкости ему тоже хватало.
– Плюс медикаменты. Тоже доказательство заботы. Она не хотела, чтобы он умер.
