Кровь отхлынула от лица Маркеты.
– Что такое ты говоришь, мама?!
– Этот человек в десять раз богаче пивовара. А может, и в сто! Посмотри на покрой плаща, посмотри, какая ткань… Не иначе как придворный.
– И что?
– Сделай ему приятное, дочка. Доставь гостю удовольствие. Хорошие ручки в нужном месте – и пан пивовар поймет, сколько надо платить за банщицу, которая развлекает приезжих из самой Праги!
– Но, мама! – запротестовала Маркета. – Ты же сама говорила, что если я соглашусь прислуживать пану пивовару, то денег хватит всей семье. Я сделала все, как обещала.
Люси обняла дочь и, крепко прижав ее к груди, прошептала ей на ухо:
– Если появится соперник, пивовар заплатит втрое больше. Кто знает, какую цену он назначит, узнав, что ты трогала чужака? И кто знает, сколько даст за то, чтобы однажды взять твою девственность… Давай, дочка! Все, что от тебя требуется, – это опустить руки куда надо, когда будешь его намыливать. Если он только застонет от наслаждения, до пана пивовара тут же долетят слухи, что ты обслуживаешь посланца королевского двора. А какой он красавчик!..
И, не дожидаясь ответа, Люси Пихлерова поспешила вернуться к заждавшемуся гостю, которого одарила еще одной белозубой улыбкой.
– Моя дочь, Маркета, проводит вас в помывочную, а я самолично прослежу, чтобы вода была такая, как вы пожелаете. Хотите теплую или горячую, чтобы пар шел?
– Теплую на ощупь, но приятную. Вариться, пани, не хочу, – со смехом ответил богатый клиент. – Мне бы только утопить этих проклятых блох, а больше и не надо.
Он перевел все еще смеющиеся глаза на дочку Люси.
– Меня зовут Якоб Хорчицкий. Я – придворный врач короля Рудольфа II. И мне приятно познакомиться с вами, милая Маркета.
Юная банщица приняла протянутую руку и, не зная толком, как нужно обращаться с королевским лекарем и какие манеры приняты при пражском дворе, на всякий случай исполнила книксен.
– Пожалуйста, герр Хорчицки, идемте со мной.
– Пан Хорчицкий, – поправил ее мужчина. – Или Якоб, раз уж тебе предстоит меня мыть. А поскольку я не обратился к тебе на немецком, то и «герр» не совсем уместно.
– Но ведь все, кто приезжает из Праги, говорят по-немецки!
– Я тоже говорю по-немецки, но Чески-Крумлов – мой родной город, и здесь я предпочитаю говорить на родном языке.
Лишь теперь девушка заметила, что в чешском ее собеседника и впрямь проступает крумловское произношение. А еще он был врачом, целителем, умеющим выделять лекарство из трав, как Аннабелла. Вот только раньше она никогда его здесь не видела.
Маркета показала гостю табурет, сидеть на котором ему полагалось, пока она будет мыть его мылом и камышовой щеткой. Затем помогла ему снять мягкие, с прекрасной подошвой сапоги и темно-синий камзол.
– Так вы лекарь? – спросила она, с трудом сдерживая переполнявшее ее волнение. – Как Гален или Парацельс? – Ей вдруг захотелось показать, что она не только заурядная банщица.
Рука Якоба замерла на шнурках штанов. Слегка наклонив голову, он с любопытством посмотрел на нее.
– И что наша юная банщица знает о Галене, а тем более о Парацельсе?
Приняв эту реплику как оскорбление, Маркета гордо вскинула голову.
– Я изучаю его способы очищения и распознавания целебных трав и растений, герр доктор.
– Пожалуйста, называй меня Якобом. Так ты умеешь читать?
Девушка даже прикусила губу, чтобы не сорваться и не нагрубить богачу. С другой стороны, конечно, он удивлен – далеко не каждая банщица может складывать буквы в слова!
– Да, умею. И да, я знаю о Парацельсе и его методах, как и о четырех гуморах Галена, – сказала юная Пихлерова.
Лицо пражского гостя расплылось в широкой улыбке.
– Так ты, должно быть, дочь цирюльника!
Маркета не знала, как он пришел к такому заключению, но в груди ее вспыхнула искорка гордости.
– Да. – Она вытерла мокрые руки о банную простыню. – Мой отец – цирюльник-хирург Пихлер. Я – его помощница.
Заметив, что ошеломленный посетитель никак не может справиться с узелком, она подошла к нему и, привычно подцепив узел ногтем, развязала шнурок.
– У одной моей подруги есть Книга Парацельса, и я каждую неделю посвящаю несколько часов изучению его способов лечения. Понимаете, мне хочется учиться. Я хочу знать. Хочу…
– Маркета! – перебила девушку мать, выглядывая из-за угла соседнего отделения. – Вода уже согрелась, а ты еще даже не приступила к своей работе!
– Извини, мама, мы просто разговорились…
– Хватит трепать языком! Дай нашему бедному гостю расслабиться. Он не для того сюда пришел, чтобы слушать болтовню какой-то банщицы!
– Мама, мы…
– Займись делом, дочь, и не забудь о том, что я тебе сказала.
Справившись с остальными шнурками, Маркета вдруг почувствовала, как полыхнули огнем ее щеки. Подведя Якоба к табурету, она велела ему сесть и, отворачиваясь, стянула с него штаны и аккуратно положила их на скамью. Теперь перед ней сидел голый мужчина. Она видела таких сотни раз, но почему-то не могла смотреть в глаза именно этому.
Потом взгляд ее наткнулся на серебряный крестик у него на шее. Руки у нее задрожали, и ей пришлось перевести дух.
– Не лучше ли снять цепочку? – предложила девушка. – Она может потускнеть от мыльной воды.
– Нет, слечна, не надо. Я никогда ее не снимаю. А мыльная вода только пойдет на пользу – ее давно не мешает почистить.
Якоб вдруг почувствовал – что-то не так.
– Я не священник. Обращайся со мною так же, как обращалась бы с любым другим мужчиной, который просто пришел помыться, – сказал он банщице.
Маркета решительно кивнула.
– Да. Конечно.
Она подошла к нему сзади и наклонилась, чтобы взять ведро с водой и мыло, повторяя себе, что будет обращаться с ним так же, как с самым обычным посетителем, земляком.
– Закройте, пожалуйста, глаза.
Затем девушка полила на него сверху, обмакнула в воде кусочек зеленого мыла и принялась намыливать его волосы.
Искусные руки уверенно массировали голову врача, пальцы скользили между темными волнистыми прядями… Кончиками пальцев юная банщица убирала с бровей мыльную пену, взбивала там, где ей хотелось, белые гребешки и при этом ощущала себя работающим с глиной скульптором. Плечи ее клиента расслабились, а узлы мышц как будто таяли под ее пальцами.
– Какие у тебя руки! – вздохнул Якоб. – Это определенно большой талант.
Услышав его вздох, Маркета затаила дыхание, наклонилась ближе, и тут он вдруг открыл глаза и улыбнулся ей. Застигнутая врасплох, она в ужасе отпрянула.
