Зикмунд не ответил.
Врач отметил его сдержанность и тут же поспешил нарушить установившуюся тишину.
– Это ведь она стирает на берегу у реки, под стеной замка?
– Да, и она же в конце каждого дня моет мои инструменты и чаши для сбора крови.
– Отлично, она подойдет. Составляя отчет о процедуре кровопускания для короля Рудольфа, мне будет нужно отметить, каким способом мы собираем пиявок. Вряд ли ему понравится, что пиявки для его сына насыщались кровью коровы. Речь ведь идет о крови Габсбурга, понимаете?
Пихлер лишь теперь понял, что никогда не задумывался о таких вещах. Какое невежество! Смущенный и растерянный, он сидел перед придворным доктором.
– Конечно… да… – пробормотал несчастный цирюльник, в дополнение ко всему ловя себя на том, что съел большую часть предложенного хлеба и сыра. Вот же и впрямь неотесанная деревенщина!
– Совсем другое дело, если пиявок добудет невинная девушка. Думаю, они вполне сгодятся и для королевского сына.
Зикмунд отодвинул кружку.
– Я позабочусь об этом, герр доктор.
Мингониус улыбнулся.
– Вот и хорошо. К тому же и время на нашей стороне. Вода еще не слишком холодная, так что эти твари не залегли в спячку, хотя девица может изрядно замерзнуть в рожмберкских прудах.
Покой замка вдруг разорвал пронзительный вопль.
– Ага, вижу, наш подопечный соизволил проснуться, – вздохнул врач.
Священник поднялся из-за стола.
– Я поведу его к молитве.
– Вы никуда его не поведете, – с улыбкой возразил доктор. – Так же, как и я.
За новым воплем последовал долгий, мучительный стон.
– Бог со мной! – торжественно заявил иезуит. – А дьявол, как я вижу теперь, с вами обоими.
* * *
Пихлер невольно поежился, когда доктор Мингониус постучал в дверь. Из комнаты доносился грохот бьющейся посуды и крики дона Юлия.
– Надеюсь, вы успеете отскочить, если он вдруг нападет на вас, – сказал врач, оглядывая своего коренастого и плотного спутника. – Наш подопечный весьма проворен и быстр, хотя стражники, похоже, научились предвидеть его намерения. Но вы, с вашей бородой, станете легкой мишенью.
Перехватив озабоченный взгляд Томаса, Зикмунд погладил ладонью бороду и кивнул.
Стоявший рядом с ним стражник повернул ключ в большом замке и слегка приоткрыл дверь. Из комнаты тут же высунулась, ища за что бы ухватиться, рука со скрюченными пальцами. Ломаные, грязные ногти, никаких колец или других украшений… И тем не менее гладкая кожа выдавала руку аристократа.
– Отойдите, дон Юлий, прошу вас, – предупредил один из стражников. – Отойдите и сядьте в кресло – к вам пожаловал господин доктор.
– Будь он проклят, этот доктор! – закричал в ответ Джулио. – Они со священником держат меня здесь, как узника.
Пихлер проскользнул в комнату и, остановившись за спиной Мингониуса, огляделся. Грязная, вся в пятнах кровать красного дерева под балдахином с неубранной постелью и скомканным красным жаккардовым покрывалом, перевернутая фарфоровая чаша для умывания на полу, рядом разбитый вдребезги кувшин…
Взъерошенный и растрепанный Габсбург позволил стражникам усадить его в кресло. Чуть в сторонке встал Карлос-Фелипе. Мрачное выражение на лице иезуита не давало оснований считать его человеком, способным повести за собой другого в общей священной молитве.
– Подойди, – приказал дон Юлий Мингониусу. – Что за крестьянина ты привел с собой сегодня?
– Он – мой товарищ по гильдии, цирюльник и хирург Чески-Крумлова, – сказал медик.
Зикмунд стащил шапку и низко поклонился сыну короля.
– Что ж, по крайней мере, каким-то манерам он обучен, да и меня признал за того, кто я есть, – пробурчал королевский бастард. – Скажи-ка, брадобрей, почему ты не прилагаешь свои навыки к собственной физиономии?
– Предпочитаю носить бороду, – негромко ответил Пихлер, не поднимая взгляд выше коленей сына короля. – Моей жене и дочери так нравится.
– Женщинам доверять нельзя, особенно в мужских делах, – наставительно произнесли капризные габсбургские губы. – Ну-ка, брадобрей, посмотри на меня!
Пихлер поднял голову.
– Я тебя знаю. – Юлий ткнул пальцем в цирюльника. – Видел здесь, из окна. Ты живешь и работаешь в том доме внизу.
Зикмунд промолчал. Что еще знает пленник замка о нем самом и о его домочадцах?
– Да-да, я знаю тебя. Я наблюдаю за твоей семьей. У тебя есть дочка… такая… с непослушными волосами. Каждый вечер она ополаскивает посуду в реке.
Цирюльник сцепил зубы. Дон Юлий знает о его семье! Но страх не должен был помешать исполнению им обязанностей помощника Мингониуса. Именно поэтому он и находился здесь.
– Да. Она ополаскивает чаши для сбора крови и медицинские банки. Дочь помогает мне, – рассказал цирюльник.
– Именно поэтому пан Пихлер и пришел сюда сегодня, – добавил Томас. – Мы ждем разрешения от вашего отца, дабы пустить вам кровь. Время сейчас самое подходящее – переход от осени к зиме. Вам пойдет на пользу…
– Варвары! Злодеи! – вскричал Джулио. – Мало того, что вы месяцами держите меня под замком… Отец говорил, что мне будет позволено ходить по городу. Это – мое королевство, и я – владыка Чески-Крумлова!
При мысли о том, что этот безумец может получить свободу, цирюльнику стало не по себе.
– При вашем нынешнем состоянии об этом не может быть и речи, – твердо сказал Мингониус. – Возможно, после одного-двух кровопусканий, когда ваши гуморы придут в равновесие…
В дверь постучали, и стражники тут же напряглись, готовые, если понадобится, схватить Юлия. В комнату проскользнул запыленный гонец с кожаным мешочком. Дверь закрылась. Щелкнул замок.
– Дайте мне письмо, – протянул руку врач.
Посыльный заколебался.
– Оно адресовано мне, – сказал Карлос-Фелипе.
Гонец с поклоном вручил иезуиту конверт с красной королевской печатью.
Пока священник вскрывал письмо, никто не проронил ни слова.
– Ну же, быстрее! – нетерпеливо крикнул королевский бастард и, неожиданно для всех вскочив и прыгнув к священнослужителю, выхватил конверт у него из рук и развернул пергамент.
В первое мгновение лоб его прорезали морщинки озабоченности, но потом они разгладились, а лицо перекосилось от радости.
– А, да, Мингониус! Можете делать свое дело. Пустите мне кровь. Что такое несколько пиявок, если совсем скоро я снова стану свободным человеком! – воскликнул он.
– Что? – выдохнул Пихлер.
Томас с поклоном попросил разрешения прочитать письмо, и дон Юлий швырнул его в лицо доктору.
