Пока мать стягивала черными лентами ее корсаж, Маркета раздумывала над ее словами и скрытым в них смыслом. Что она имела в виду, когда говорила о редкой возможности? Возможность помочь отцу в медицинской практике или что-то совсем другое?
* * *
Едва пройдя во двор замка, отец и дочь услышали завывания дона Юлия. Цирюльник поговорил по-немецки с одним из стражников, и тот отправился уведомить об их прибытии священника и доктора Мингониуса. Маркета тем временем прислушалась.
Взгляд Пихлера беспокойно скользнул к окнам второго этажа, и на лицо его легла тень тревоги.
– Он там? В той комнате? – спросила его дочь.
– Да, – коротко ответил цирюльник и снова нахмурился.
– Что тебя так тревожит? Ты делал сотни кровопусканий. Разве у Габсбурга не такая же кровь и не такие же сосуды, что и у нас, людей низшего звания?
– Дело не в этом, дочка. Если я расскажу тебе, что видел во дворце вчера утром, ты, наверное, сочтешь меня… безумцем.
– Расскажи. – Маркета нашла руку отца и крепко ее сжала. – И что бы я ни услышала, я никогда не подумаю о тебе дурно.
Зикмунд опасливо оглянулся на оставшегося у ворот стражника.
– Рассвет еще не наступил, было темно. – Он понизил голос до шепота. – Стражник отправился доложить о моем приходе, и в ожидании его возвращения я заглянул в коридор и увидел…
– Ее! – неожиданно для самой себя произнесла Маркета, и сердце у нее в груди сжалось и подпрыгнуло. Она нетерпеливо посмотрела на отца. – Ты увидел ее, да? Белую Даму?
Он тоже видел ее! Белая Дама явилась им обоим!
Девушка радостно схватила отца за руки. Теперь он никогда не будет сомневаться в ней!
Пихлер опустил голову, посмотрел на пряжку своего сапога и сдержанно кивнул.
– Должно быть, да. Говорят, в замке нет других женщин, кроме тех, что работают в кухне, возле конюшен. Доктор Мингониус распорядился, чтобы рядом с принцем не было ни одной женщины. Но ты должна поклясться, что не скажешь об этом ни одной живой душе, и прежде всего – твоей матери.
– Это будет наш с тобой секрет, – пообещала Маркета и, собравшись с духом, спросила: – Отец, а почему я здесь?
Теперь уже цирюльник сжал ее руку.
– Я говорил тебе, дочь. Принц не даст согласия на кровопускание, если со мною не придешь ты. Без тебя он не подпустит к себе даже доктора Мингониуса. Луна сейчас растет, и его поведение, как говорит доктор, становится все более непредсказуемым.
Настала очередь Маркеты опустить голову и зацепиться взглядом за чулки.
– А не потому… не потому, что я немного разбираюсь в том, чем ты занимаешься?
Едва произнеся эти слова, она поняла, что вопрос прозвучал глупо.
Отец поджал губы и покачал головой.
– Мы уже обсуждали с тобой эту тему, и с тех пор ничего не изменилось. Ты – девушка, и путь в эту профессию для тебя закрыт.
– Конечно, – едва слышно пробормотала Маркета, чувствуя, как вспыхнули ее щеки.
– Слушай меня внимательно. Принц – человек больной духом и телом. Он не ценит науку, не уважает людей, как мужчин, так и женщин, не питает жалости к животным. Прости, но он…
– Цирюльник! Пихлер! – крикнул стражник.
– Идем, дочка. Сохраняй спокойствие и помогай мне, как всегда, – велел Зикмунд. – С доктором Мингониусом говори на немецком – пусть видит, что ты образованная девушка. Твое дело – держать чаши и менять их по мере необходимости. Не смотри на дона Юлия. Не разговаривай с ним. И никоим образом не поощряй его ни в чем.
Проходя по роскошным залам и коридорам, Маркета невольно затаила дыхание. Она не только не видела такой красоты, но и не представляла, что подобное может быть. Картины в позолоченных рамах, полированное дерево, инкрустированная мебель, роскошный, сочных цветов бархат… Паркетные полы и ковры – ковры, ступить на которые она решилась только после того, как сопровождающий стражник с улыбкой, но настойчиво предложил ей пройти.
– Они здесь для того и положены, – сказал он. – Иди смелей! Не расползутся!
Запах болезни Маркета ощутила еще до того, как они подошли к комнате дона Юлия. Она принюхалась. Это был запах дурного гумора, напоминавший горячий уксус.
Отец пытливо посмотрел на нее.
– Чувствуешь, да?
– Чувствую, – кивнула девушка.
– Это желтая желчь. Запах неуравновешенности.
У двери их ожидал доктор Томас Мингониус. Девушку он приветствовал с видом заботливого дядюшки.
– Так вот она какая, Маркета, единственная, кому дон Юлий согласился отдать свою кровь… Ты очаровала Габсбурга, моя дорогая! Поздравляю.
Юная Пихлерова смущенно потупилась.
Доктор протянул руку. Девушка никогда не видела, чтобы так здоровались с женщиной. Она вопросительно посмотрела на отца – и тот кивнул.
Рукопожатие у знаменитого доктора было крепким и уверенным.
– Прости за бестактность, – произнес он уже мягче. – Твой отец говорит, что ты прилежная последовательница медицинского учения Галена.
– Да, я верю в него. – Маркета подняла голову и посмотрела врачу в глаза. – Но я знакома также и с трудами Парацельса.
Удивленный столь смелым заявлением, Мингониус моргнул, но тут же улыбнулся.
– Весьма необычно для девушки. Такое увлечение наукой…
Он помолчал, а потом, уже посерьезнев, перешел к делу.
– Сегодня у тебя будет возможность наблюдать очень больного пациента. Я согласился на твое присутствие только потому, что сын короля не проявляет желания принять медицинскую помощь. Мне пришлось, если можно так выразиться, предложить ему взятку. И сейчас я буду разговаривать с лунатиком.
При последних словах доктор выпятил нижнюю губу. Но если мимика и выдавала его упрямство, то глаза свидетельствовали о беспокойстве, как будто доктор вел мысленную борьбу с чем-то, или же был не согласен сам с собой.
– Помни, Маркета, ты не должна говорить с ним, о чем бы он ни просил, как бы ни умолял. Если он поведет себя грубо или неподобающим образом, отведи глаза и не слушай. Он болен, очень болен, и, при всем своем воспитании, не выказывает пристойных манер в обращении с молодыми женщинами, – предупредил Томас. – Он может казаться принцем, каковым и является, будучи старшим сыном короля. Может казаться несчастным, заблудшим ребенком. Но поведение его непостоянно, и, пребывая под влиянием холерических гуморов, как сейчас, он груб и подл, как расхититель могил, и опасен, как бешеный пес.
Пихлер откашлялся.
– Да, да. Пора начинать, – закивал медик. – Я прошу тебя подождать. Возможно, нам удастся уговорить его провести кровопускание без тебя. Может быть, он уже позабыл о своем требовании.
