Мама отдышалась, улыбнулась, даже порозовела немного, а он все лил и лил силу, испугавшись, что ее сейчас не станет.
– Ну что ты, маленький, – улыбнулась мать, встала, обняла его. – Со мной все нормально. Смотри, кто к нам пришел!
Она с неженской силой взяла Александра за плечи, развернула. В дверях стояла Танюшка Липова, его первая и самая нежная любовь. Стояла и смотрела на него своими глазищами, робко улыбалась и опускала ресницы.
– Ну же, Танечка, – сказала мать нетерпеливо, продолжая обнимать сына, – что ты как неродная? Подойди хоть поцелуй, а то видишь, он дар речи потерял.
Девушка смутилась, шагнула навстречу, потом, словно решившись, подбежала к нему, приподнялась на цыпочках и впилась в губы поцелуем.
Александр закрыл глаза и обнял ее. Такая холодная, такая маленькая. Она не отрывалась от его губ, и он тоже крепко прижимал ее к себе, хотя давно нужно было оттолкнуть. Потому что ее он тоже помнил старушкой с двумя детьми и внуками. А еще потому, что он действительно любил ее тогда.
Он открыл глаза и наткнулся на горящий зеленью взгляд существа, притворявшегося Танечкой. Снова закрыл их – чтобы не поняли, что он знает. Руки «матери», лежавшие на плечах, стали невыносимо тяжелыми и холодными, и Алекс сам холодел, даже леденел, потому что его «ели» с двух сторон и не могли оторваться.
Левую руку кольнуло, и тело стало просыпаться, но демоны, тая в клочьях сна, все еще цеплялись за него, уверовав, что он так ничего и не понял. Но в яви они были не властны.
Свидерский поморщился, встал, потряс окровавленным запястьем – охранный браслет, выполнивший свою функцию, свалился на пол. Он среагировал позднее, чем надо, но все-таки выпустил иглы – только боль могла вывести из начарованного сна. Достал из прикроватной тумбочки один из Максовых стимуляторов, выпил залпом. Голова продолжала кружиться, поэтому маг достал еще один. И, создав Зеркало, позвал друзей.
Максимилиан Тротт аккуратно срезал кончик водянистого лапника черноусого, вставил обрезок в измельчитель, засек время. В пробирках уже стояли подготовленные компоненты для природного усилителя внимательности – поступил заказ из министерства здравоохранения Инляндии, которое решило снабжать препаратом чиновников во избежание ошибок. Но профессор знал, что усилитель будет востребован и на массовом рынке и пригодится куче народу – от дальнобойщиков до учителей. А значит, все они пойдут в аптеки и купят его.
Макс был очень богатым человеком, но даже не представлял, сколько денег у него лежит на счетах. Этим занимались специальные люди, а ему было важно иметь ресурс, чтобы снаряжать экспедиции за редкими растениями и покупать оборудование.
Растения были накопителями стихий, уникальная вязь которых в каждом представителе флоры и определяла его свойства. Каждое дерево, трава, лишайник, цветок или мох были готовым магическим препаратом. Те, в которых было много Огня, согревали, много Воды – охлаждали. Некоторые сочетания обладали просто-таки ошеломляющими свойствами. Можно было просто перемешать их, как советовали многочисленные справочники по народной медицине. А можно было делать то, что делал профессор Тротт. Изучать стихийные свойства растений и определять, какую проблему они могут решить. Разрабатывать формулы препаратов. Вычислять предварительно необходимые пропорции для эффективного действия. Обрабатывать и соединять подготовленную растительную основу так, чтобы природные свойства не терялись, а дополняли друг друга. И закреплять магически, переплетая стихии в кристаллический замо́к.
Загорелся огоньком таймер, и природник, поправив наушники, в которых грохотал тяжелый рок, аккуратно перевернул измельчитель, надел на горлышко пробирку, открыл глазок «воронки» в крышке прибора, и зеленовато-бурая масса медленно потекла по стеклу вниз. Еще три минуты, и все компоненты будут готовы.
Но судьба распорядилась иначе.
Он скорее почувствовал, нежели увидел движение сзади, а потом кто-то схватил его за плечо. Тротт ушел вниз, упав на колено, и не глядя ударил назад электрической дугой, от которой пробирки стали лопаться, выплескивая бесценные, добытые с таким трудом вытяжки, приборы заискрили, а наушники так вообще лопнули, оглушив его треском и скрипом. И только после этого Макс обернулся.
– Твою ж мать! – немного дымящийся Мартин грязно выругался, снимая покореженный щит. – Малыш, ты натуральный псих, придурок бешеный! Мало того что я твою защиту на двери минут десять ломал, искололся весь, так ты меня еще и чуть не поджарил! А если бы это был не я, а юная дева с признанием в любви? Или курьер какой-нибудь? Где бы тело прятал? Как у тебя вообще с твоими нервами хватает выдержки бесконечно возиться с этими цветочками?
И он повел рукой, указывая на загаженную и искрящуюся лабораторию. Макс брезгливо посмотрел на потеки от вытяжек – вот и весь результат его работы за последний месяц.
– Я тебя сейчас убью, – спокойно сказал Тротт, снимая оплавленные перчатки. – Вот этими руками убью. Или нет, сначала заставлю все убрать, а потом убью.
– Да погоди ты убивать, – отмахнулся блакориец, оглядывая подпаленную одежду. – Какого ты вообще заперся и наушники нацепил, друг зеленых насаждений? Мы тебя дозваться не могли, вот и пришлось ломиться. На Данилыча опять напали. Пошли, надо след снять. Вики там пока держит, не дает развеяться, а я, боюсь, не справлюсь, очень тонкая работа, не для меня.
– Да, тебе только двери ломать, – огрызнулся Макс, уже понимая, что друг прав. – Пошли. И в следующий раз не трогай меня, когда я работаю. Надо было просто отключить музыку.
Александр ждал их в темноте, сидя на кровати. Виктория обнимала его, но в этом не было ничего романтического – при телесном контакте легче отследить ментальное воздействие и «законсервировать» его.
– Ну наконец-то! – зашипела она на Мартина, сузив глаза. – Ты что, по дороге к бабе какой решил заскочить? Двадцать минут держу, уже голова раскалывается, а ты три шага за это время сделать не смог?
Фон Съедентент на удивление ничего не ответил, отступил влево, пропуская Тротта из зеркала, и уселся в кресло.
– Макс, – Виктория ослепительно улыбнулась, и блакориец чуть поморщился, – без тебя никак, извини. Принимай клиента.
Тротт опустился перед Алексом на корточки, сжал его виски. Вики разжала объятия.
– Пока не говорите ничего, – предупредил инляндец, закрывая глаза и уходя в субреальность сна.
Друзья послушно молчали, и секунд через тридцать природник сделал долгий выдох и проснулся. Ни слова не говоря, вышел из комнаты в ванную. Раздался шум льющейся воды – видимо, мыл руки, – затем вернулся.
– Значит, так, – сказал он, – их было двое. Один посильнее – скорее всего, мужчина; второй послабее – думаю, совсем неопытная женщина. Или очень молодая. Уходили медленно, наследили хорошо. Ментальный след тянется в сторону общежития. Конкретно кто – не скажу, оба сейчас бодрствуют.
– Двое, – кивнул Александр. – Во сне тоже было двое. Значит, зона поиска сужается. Одно меня беспокоит – насосаться успели изрядно, как бы не ошалели и не начали пить окружающих.
