Когда Жак Гийо назвал ее своим «золотым лучиком», слово «золотой» напомнило ей разговор между Пьером и Этьеном, который она случайно подслушала. Пьер сердился – уже это изумило ее, поскольку он очень редко выходил из себя, – и требовал, чтобы Этьен больше никогда не заговаривал с ним об «утраченном золоте». Неужели речь шла о золоте Голландца? До этой минуты она не верила слухам. Чего только не наговорят люди! Но теперь вся эта ситуация приобрела новый смысл, пугающий и полный сомнений.
Стряхнув с себя растерянность, Изабель еще раз перечитала документ. Проценты от выручки… Жак Гийо сказал, что в контракте указано, как должна распределяться прибыль. Ах, вот и нужная строка: «Бенефициар получает десять процентов от выручки»… «Десять процентов причитается каждому из пайщиков»… Что подразумевалось под «выручкой»? А если речь шла не о мехах, а о золоте? И Пьер вложил две тысячи фунтов в экспедицию, которая должна была принести ему… сколько? В два или даже в три раза больше денег, а вернее, золота на эту сумму! Части головоломки сложились с удивительной легкостью. Изабель издала стон. Засада… Утраченное золото… Оказанные услуги… Даты… Конец июня 1764 года – это слишком поздно для отъезда в Гран-Портаж, но не для того, чтобы устроить засаду для группы вояжеров, которая возвращается домой после зимовки… Самое время, чтобы устроить ловушку для ван дер Меера! Но что подразумевается под «оказанными услугами»?
– «Оплата за оказанные услуги»… Какого рода услуги, черт побери! Что такого ты сделал, Этьен Лакруа, чтобы заслужить столь щедрое вознаграждение? Что ты намеревался купить, Пьер, за две тысячи фунтов?
Она смяла контракт и швырнула его через всю комнату, когда правда открылась ей со всей очевидностью: Пьер и Этьен вместе замыслили убийство. «Нет, Пьер не убийца! Он не согласился бы участвовать в таком отвратительном злодеянии! Никогда!» И тут она вспомнила, как переменился в лице Александер, когда увидел ее нательный крестик. Он не захотел рассказывать ей, что именно произошло в тот страшный день на берегу реки. «Наверное, меня и вправду сочли умершим»… Он намеренно скрыл от нее ужасную правду!
– Это ты, Этьен? Ты убил Голландца и его людей? Это ты пытался убить Александера? Боже мой… Ты и вправду на это способен… Ты – чудовище! Ты пытался убить отца моего ребенка! И ты сказал Пьеру, что Александер умер. Сказал, что сам его похоронил! Лжец! Проклинаю тебя! Гореть тебе в аду, братец!
Изабель упала на пол и заплакала.
– А ты, Пьер, ты знал, что Александер возвращается в Монреаль с Голландцем или это трагическое стечение обстоятельств?
* * *
– Мам, мы сегодня поедем на фе’му? – спросил Габриель, дергая мать за юбку.
Изабель по списку сверяла содержимое двустворчатого кухонного шкафа, а рядом Луизетта заворачивала в бумагу тарелки и чашки.
– Нет, любовь моя.
– А когда мы поедем? Папа сказал, что уже купил нам фе’му!
Изабель закрыла глаза, сжала губы и вздохнула, после чего повернулась к сыну и присела, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
– Там, где папа сейчас, он не может ничего купить!
– Но он мне обещал! Обещал купить пони! Я хочу пони!
– Придет день, и ты его получишь, обещаю, Габи! Но пока я прошу тебя, дай нам с Луизеттой закончить!
– А зачем мы тогда едем? Не хочу никуда ехать, если у меня не будет пони!
Теряя терпение, Изабель повысила голос:
– Если будешь хорошо себя вести, получишь пони… когда мы переедем в Бомон!
– А это далеко – Бомон? – спросил мальчик, и личико его прояснилось.
– Помнишь, где живет Мадлен?
– Тетя Мадо?
– Да! Так вот, Бомон находится по другую сторону реки от того места, где живет наша тетя Мадо. Это ведь хорошо, что мы с ней будем чаще видеться?
– Конечно!
– Вот и славно! А теперь не отвлекай меня от работы.
Изабель обняла сына за плечи, заставила повернуться и выпроводила к лестнице. Уже в коридоре она заметила, что, одеваясь, он допустил оплошность.
– Габи, ты надел штанишки наизнанку!
– Мама, я знаю!
– Почему же тогда не наденешь их правильно?
– Не хочу быть, как ко’оль Дагобе’
[124]
!
– Вот как? А ты собрал своих оловянных солдатиков, как я велела?
– Нет.
– Если не хочешь остаться без полдника, ступай и собери их сейчас же! И штанишки надень как следует!
– Да, мамочка!
– Одна нога – здесь, другая – там!
– Одна – здесь, д’угая – там!
И Габриель весело запрыгал вверх по лестнице.
– Наш малыш снова повеселел, мадам, – заметила Луизетта, разрывая очередную простыню и заворачивая в ткань блюдца из тонкого английского фарфора. Этот сервиз стал последним подарком, который Изабель получила от супруга.
Изабель поднесла чашку к глазам, потом поставила ее на стол.
– Дети наделены счастливой способностью легко забывать, что нам, взрослым, тоже не помешало бы.
– Думаю, они просто легче примиряются с тем, что нельзя изменить, мадам.
– А разве можно примириться со смертью отца?
– Я не это хотела сказать…
– Конечно же, не это… Прости меня, Луизетта! В последние дни у меня отвратительное настроение.
– А вы поступайте так, как Габриель, – найдите себе приятное занятие.
– Так я и сделаю! Мы же еще не упаковали моих оловянных солдатиков и мои куклы?
Служанка озадаченно посмотрела на свою госпожу. Она не поняла, шутит Изабель или же говорит серьезно.
– Луизетта, это шутка! Давай-ка подумаем… Когда вся посуда будет упакована, можно будет считать, что со столовой покончено. Останется только собрать в кухне самое необходимое – то, что пакуют в последний момент.
– Мадам, вы уже наметили дату отъезда?
– Нет. Мы никуда не торопимся.
– Но нам нужно знать, что из кухонной утвари оставить…
– Мы уедем в течение недели, не позже. Кстати, а когда мсье Муазан приедет забрать мебель?
– Двадцатого числа, мадам!
– То есть через пять дней? Нужно не забыть выложить вещи из большого платяного шкафа!
– Я сделаю это сегодня вечером, мадам.
– Не надо, Луизетта. Я прекрасно могу заняться этим сама. Базиль отнес в мою комнату сундук?
– Еще утром отнес!
– Прекрасно! Заканчивай с сервизом, а потом поможешь Мари приготовить ужин.
