– Устинская Наталья Павловна? – Я нахально раскрыла паспорт. Кстати, не ошиблась. В этом году Устинской исполнялось ровно восемьдесят.
– Да, это я, – тонким до противного голоском ответила хозяйка. – А вы кто, извините? Я очень плохо вижу.
«Ничего, ночью за соседом могла подсматривать! – подумала я с раздражением. – Небось, из тез психов, что всегда кладут в рот ложку, а не тапочку…»
– Я из полиции. Показала же документ. Хочу задать вам несколько вопросов.
– Я ведь всё рассказала сразу, – поджала губы Устинская. – Пусть вызывают меня к следователю, если появились вопросы.
– Вот меня и прислали для этого! Зачем вам, пожилому человеку, ездить к следователю, сидеть там в коридоре? Впрочем, как хотите. Вы можете отказаться говорить со мной. Но если к вам вдруг заявится та гражданка со светящимися глазами, в платке из Павлова Посада, спасти вас будет трудно. Это – очень опасная преступница. И она сейчас на свободе.
Устинская замерла с открытым ртом. Потом подняла руки, как будто её собирались бить. Значит, Таня говорила о ней. Нужно действовать быстро – пока никто не пришёл.
– Одна живёте? – Я уселась на скрипучий стул, взглянула в окошко. Действительно, дом соседа отсюда просматривался прекрасно. А заборчик низенький, ещё советский. Тогда люди друг друга не боялись.
– Зачем вам это? – еле слышно спросила Устинская. – Больно молодая вы, девушка. Кто вас знает?..
– Да поймите же вы, что совершено дерзкое, страшное, спланированное преступление! Ваш сосед погиб, и вы можете разделить его участь. Вы долго жили рядом, многое видели. И те, кто расправился с соседом, об этом знают. В частности, та блондинка, о которой я упомянула. Есть ли, кому вас защитить при случае? Конечно, вам решать, сгореть или нет; этой ночью или чуть позже. Насильно спасать вас никто не может. Но я хочу, чтобы вы жили.
– Одна я, давно уже одна, – сдалась Устинская. Видимо, решила, что хуже не будет. – Папу расстреляли в тридцать восьмом. Мама умерла в лагере. Было много родных, а теперь никого. Мужа похоронила пятнадцать лет назад. Детишки, двойняшки, мёртвыми родились. Племянница есть, так она только домом интересуется, моей смерти ждёт. Места тут хорошие, земля дорогая.
– Давайте не будем делать поспешных выводов. – Я достала телефон дрожащими от нетерпения руками. Нашла там фотки Зубаревой-Улановой. – Не хочу вас пугать, Наталья Павловна. Но вы должны осознать всю серьёзность своего положения. Наш народ такой. Сначала отвечать не хочет, а потом кричит, что его не защищают. Вы уж решите для себя, что вам дороже – покой сейчас или жизнь потом. Кем вы работали?
– Библиотекарем, – пропищала хозяйка. Она затравленно взглянула в передний угол, на образа, ища спасения.
А я тем временем осмотрела себя в пыльном зеркале и мысленно матюкнулась. Ну, натурально, у меня башню снесло! Хоть бы волосы догадалась подобрать, прежде чем в дом идти1 Даже эта старушка с дебильной пластмассовой улыбкой, подстриженная под горшок, не поверила, что патлатая коза с ярким макияжем не может служить в полиции. Кто спорит, дудакам везёт. Наверное, я узнаю всё, что нужно. Но в таком виде только на тусняке отрываться, а не опросы свидетелей проводить…
– Как вас зовут, простите? – шёпотом спросила Устинская. – Я уже позабыла. Возраст, знаете ли.
– Марина. – На всякий случай я несколько изменила своё имя. Бережёного Бог бережёт.
– Мариночка, но я ведь никому не говорила про эту женщину в платке! Откуда вы знаете, Господи?..
– Значит, вы не всё рассказали? – Я строго нахмурила брови. – Упустили самую важную деталь. Эти люди свидетелей не оставляют, и вы могли поплатиться. Не молчать нужно, а немедленно заявлять в полицию! Она вас чуть не задушила, а вы меня боитесь. Вот красота!
Я смотрела в мутные голубые глаза за стёклами очков. На верхней губе хозяйки мелко дрожали жёсткие усы.
– На ваше счастье, соседи дали показания. Вы ведь с ними-то делились впечатлениями от той встречи?
– Да-да, я рассказала нескольким людям. – Устинская потёрла лоб ладонью. – Уже и не вспомню, кому именно, но говорила.
«И славно, что не вспомнишь, – подумала я. – Татьяне спокойнее будет».
– А когда пожар был, я со страху вообще ничего не соображала, – честно призналась Наталья Павловна.
Судя по фотографиям, в молодости она была недурна собой. И сейчас ходила в брючках и в джемпере, а не в юбке и платке. Но вот янтарные бусы не смотрятся на тонкой дряблой шее. Тут достаточного нательного креста.
– Было всё, как в тумане. Мне постоянно чудился запах горелого человеческого мяса. А, может, и не чудился. Я хорошо помню его – с войны. Мы тогда попали под бомбёжку. Горел наш вагон. Это было ужасно! И вот, с тех пор…
– Посмотрите сюда! – Я протянула Устинской телефон с фотографиями Зубаревой. – Это она?..
– Ой, батюшки! – Старушка даже не побледнела, а позеленела. – Как есть она… Только здесь без шали. Глаза в темноте светились, как у дикой кошки. На снимке это не так заметно. Но всё равно… Ногти длинные, острые, как когти. Всю шею мне исцарапала, до крови…
Конечно, хозяйка могла и приврать для оживляжа, но это было не главное. Задание выполнено, причём быстро, качественно. И с минимальными затратами, если не считать долгой дороги. Получается, что формально покойная Евгения Зубарева, она же Елена Уланова, была знакома с «клофелинщиками», Юрой-морячком, арт-дилером Печениным и подпольным рулеточником, имени которого я не знаю. Лишь бы Устинская не словила меня на этом. Впрочем, можно уже уходить. Больше мне здесь ловить нечего. И не только можно, а даже нужно. Солнышко уже клонится к вечеру. Так что пока доеду…
– Значит, точно она? – Я взяла у Устинской свою «трубу». Ещё раз взглянула в жестокое, геометрически правильное лицо Летки-Еньки. Даже если её обрить налысо, внешность не пострадает. Не пострадала бы… Теперь-то ей уже всё равно. Может, сообщить бабушке, чтобы не боялась? Впрочем, нет, помолчу.
– Как Бог свят, она! – Устинская даже перекрестилась.
А ведь на одной из фотографий девочка Наташа, с пионерским галстуком на шее, отдавала салют. Тогда, наверное, насмехалась над верующими, раз было велено.
– Я до смерти это лицо помнить буду, – зашептала Устинская, обдавая меня запахами всевозможных лекарств и растираний. – Знаете, как в страшном сне!..
– Когда это всё случилось?
Я то и дело смотрела в окно. Мне не нравились два парня в камуфляже. Если они из полиции, то почему не в форме, без погон? Для «следаков» слишком молоды. И не делают ничего, а просто оглядываются по сторонам.
Один – рыжий, конопатый, высокий. Другой – как Илья-Муромец, только без бороды. Этакий парнишка из русской сказки – простоватый, с открытым широким лицом. Он всё время смеялся, а рыжий хмурил лоб. Может, просто зеваки? На пожарище посмотреть приехали? Не похоже. Слишком уверенно себя ведут и как будто стоят в оцеплении.
