«Вот. При нем было…» – растолковал знаками и мычанием.
Сафар-бей обеспокоенно дернулся, но ничего не сказал, только еще больше скис лицом. Казак развернул сверток, присмотрелся и удивленно хмыкнул.
– Вот оно как. Занятно… Мне послышалось, бек, или ты упоминал Киев? А тут совсем другая дорога обозначена. На северо-запад. Как бы не под Хотин? Обмануть вздумал, щенок? Так хоть соврал бы с умом. Впрочем, о чем это я… Не повезло мурзе с сыном.
– Нет-нет… – жарко заверил запорожца Сафар-бей. Так торопливо, что даже оскорбление пропустил. – Я правду говорю. Ты же сам сказал: мой отец мудрый человек. Далеко вперед смотрит… В чужую голову не заглянешь. А что если купцы передумают в Киев с товаром идти? Вот он и велел мне заодно посмотреть дорогу на Хотин. От Кичкаского урочища к Умани битый шлях ведет, а оттуда – хоть на Черкассы сворачивай, хоть через Белую Церковь на Киев езжай. Чего там высматривать? А с дорогой на Хотин – каждый год все иначе… То вода в ручье под землю уйдет и нечем поить коней, то буерак новый путь перегородит – ищи объезд по бездорожью.
– Складно говоришь, – согласился Полупуд. – И все же что-то не верится… Слишком сложно… Я ведь и сам чумацкие валки водил. И то, о чем ты рассказываешь, только для большого обоза важно. Очень большого…
– Возможно… – согласился татарин. – Но в ответ могу только повторить: когда отец что-то велит, то не сыну переспрашивать: «Зачем?..» А большой или малый обоз из Истамбула вышел, то мне неведомо… атаман.
География не входила в число любимых предметов. Не в такой, конечно, мере, чтобы и я, как Митрофанушка
[20]
считал, будто наука сия для барина бесполезна: если надо куда – кучер довезет. Скорее, я соглашался с вариантом: «Язык и до Киева заведет». В том смысле, что всегда можно спросить или на карте посмотреть. Чай, не в каменном веке живу… Жил то есть. И вот теперь, когда запорожец с татарчуком принялись обсуждать детали предполагаемого путешествия турецких негоциантов «из греков в варяги» или куда-то еще – мне стало скучно. Ибо, кроме Матери городов русских, остальные названия мне почти ни о чем не говорили. В плане их точного географического расположения на карте. И в какой стороне от нашего лагеря находится будущая столица Украины и город-герой Киев, если честно, я тоже представлял весьма смутно. Не на юге – это точно. А в северном полукруге – разброс градусов сто… В общем, на два лаптя левее солнца.
С другого боку, какое мне дело: кто, что и куда продавать везет? Я же не в доле… Со своими заморочками разобраться бы. Не на диване у телика сижу, пивко посасывая…
Делать вид, что ничего необычного не происходит – подумаешь, эка невидаль: оказался в другом веке без каких-либо объяснений и внятных перспектив – становилось все сложнее. На какое-то время можно забить, поскольку «довлеет дневи злоба его», но не страус – мысли в песок не спрячешь. Нет-нет да и вспомнишь, что не кино смотришь…
Поэтому, пользуясь некоторой паузой, когда именно от меня не требуется никакой активности, я решил устроить перекур. Абстрагироваться чуток, собраться с думками, посоветоваться с… собой же и наметить хоть какой-то план действий. А то до сих пор только реагировал на внешние раздражители, всего лишь пытаясь удержаться на плаву. Не имея ни малейшего понятия: куда меня несет стремнина, как тут глубоко и где ближайший берег? Банальный синдром «собаки и колеса».
И ситуация, несмотря на проявленную находчивость и даже геройство, принципиально не изменилась. Мне по-прежнему предлагали не выбор, а только измененные обстоятельства. Грубо говоря, станция и буфет другие, а пиво и железная дорога все та же. Путь следования из «Фиг знает откуда» до «Хрен знает куда». Остановка Березайка, кому надо – вылезай-ка…
Продолжая размышлять примерно в таком интеллектуально-саркастическом ключе, я оставил Василия рулить процессом дознания, а сам набил свою трубку изъятым у татарина табаком, прикурил от костра, крепко затянулся и… выпал в осадок.
Глава четвертая
Как и бывает при сновидениях, всего не запомнил. Только самые яркие, последние мгновения. Запах примятой полыни, горький привкус во рту, топот копыт и неприятная, гортанная речь… Мерзкий, похожий на змеиное шипение, шелест выдвигаемого из ножен клинка… Понимаю, что надо бежать, пытаюсь вскочить, но кто-то силой удерживает меня на месте и при этом трясет так, что зубы клацают…
– Петро! Петро… Очнись! Что с тобой?! Эй, бабы! Воды! Скорее!
С трудом выныриваю из полуобморочного состояния и обнаруживаю себя в руках запорожца. Похоже, именно Полупуд пытается вытрясти из меня душу. Лицо у казака встревоженное, взгляд тоже. Начисто позабыв о том, что я изображаю немого, пытаюсь сказать, чтоб отпустил, но вместо этого выдавливаю из себя самое главное:
– Та… та… тары…
Впрочем, результат получается тот же. От неожиданности Василий разжимает руки, и я рогожным кулем валюсь на землю. Казак тут же бросается поднимать меня обратно.
– Слава тебе, Господи! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… Отпустило горемыку! – восклицает радостно. – Заговорил! Слышь, Петро! Ты заговорил!
Сила и амплитуда потрясений увеличиваются в геометрической прогрессии, так что запираться и дальше опасно для здоровья.
– Я?.. – ничего умнее в усердно взбалтываемую голову не пришло. А лучший способ потянуть паузу – отвечать вопросом на вопрос.
– Нет, я… – хохотнул запорожец, наконец-то успокаиваясь. – Вот видишь, Петро, ты мне не верил. А я тебе говорил: «Господь милостив…»
Вообще-то я как раз верил. Более того – точно знал, что непременно обрету «утерянный» дар речи, но не собирался стать полноценным так скоро. Не во все еще вник, во многом не успел разобраться, а теперь не отмолчишься. Жаль. Обморок мне подкузьмил. Ну да чего уж теперь. Взялся за гуж… полезай в короб и кажи «гоп».
– Василий… – я попытался подобрать слова, способные убедить запорожца, что не брежу и умом крепок. – Погоди… Мне видение было. Вот те крест, не вру…
Что ни говорите, а всеобщее простодушие и неискушенная доверчивость средних веков имеют свои преимущества. В просвещенное третье тысячелетие мне бы в лучшем случае посоветовали температуру измерить и холодный компресс на затылок. В худшем – вызвали «неотложку». А здесь – сказал человек, что видение ему было, значит – было. Чего уж там, дело обыкновенное. Сплошь и рядом происходит. Ежедневно и регулярно. Как реклама в новостях.
– Это я понял сразу, как только ты о татарах заорал… – запорожец заботливо усадил меня под дерево, прислонил к стволу, а какая-то сердобольная молодица протянула флягу.
– Спасибо… – во рту реально пересохло, как после марафона.
Тьфу! Чуть не вытошнило. Кумыс, что ли? Ничего более отвратного в жизни пробовать не приходилось. Словно перебродившее неделю назад и «задохнувшееся» молоко, для «вкуса» еще и на нестираных портянках настаивали. Настоящая «живая» вода. Мертвого на ноги поставит.
