Струнный ансамбль выводил что-то ненавязчивое и располагающие к созерцанию. Рубиновый цвет в бокале играл переливами. Кажется, это было шато. Увы, уроки этикета я усвоила неважно, к тому же и дегустатор из меня был аховый, да и интересовало гораздо больше не благородное выдержанное вино, а один рыжий хитрец, сидящий напротив.
Я поставила бокал на белоснежную, до хруста накрахмаленную скатерть.
— И как же мне расценивать этот наш вечер? — я продолжила диалог, прерванный до этого официантом.
— Кажется, не так давно кто-то упоминал о ресторанах и блинных… Так вот, я намерен нагло тебя соблазнить.
— Так-таки сразу и соблазнить? — я улыбнулась. — А если жертва не соблазнится?
— Тогда буду давить на жалость, а если и это не растопит ее сердца, то… — Лим замялся, подбирая продолжение.
— Можно еще использовать грязный подкуп в виде конфет и цветов, — подхватила я.
Воображение же помимо воли нарисовало картинку токующего глухаря по весне, и я, не особо задумываясь, присовокупила:
— Или использовать для пущего эффекта хвост…
Лим, в этот момент отправивший в рот маринованный рыжик, закашлялся.
— Хвост?
— Ну да, павлины же вон именно его расправляют, чтобы произвести впечатление, а олени — меряются рогами… — решила пояснить свою мысль.
Он аккуратно отложил вилку и, промокнув рот салфеткой, проникновенно проговорил:
— Понимаешь, демоны хвост тоже используют, причем активно, но в несколько более камерной обстановке. Общество к этому этапу ухаживания уже бывает излишне.
— Это такая рекламная акция? Чтобы я не поддалась соблазнителю, а уступила ему по-честному?
Мы оба понимали, что этот вечер без продолжения, а оттого подначивали друг друга безбоязненно.
— Даже не знаю… — коварно протянул Лим и поднял бокал: — Предлагаю тост: выпьем за то, чтобы нам хватало сил поддаваться соблазнам!
Наши бокалы встретились. Легкий мелодичный звон совпал с тем моментом, когда камень кольца на пальце демона загорелся алым.
— Я думал, у нас в запасе еще есть время. Надо срочно уходить.
Покидали зал с достоинством дезертиров-аристократов: медленно, чинно, но целенаправленно. Навстречу попался официант-прислужник, в этот момент несший нам заказ. Парень, к слову, выглядел обнищавшим дворянином, но никак не подаваном, был облачен в жилет и имел столь густые бакенбарды, что они напоминали заросли Булонского леса в миниатюре. Его озадаченное лицо вынудило Лима пояснить:
— Даме стало дурно, мы ненадолго. Присмотрите пока, голубчик, за моим кителем.
Едва миновали зал, демон тут же нырнул в неприметную приоткрытую дверцу, не иначе как служебного помещения. Низкий сводчатый потолок, коридор без окон — все это резко контрастировало с просторным залом.
Мы, как двое ночных татей, прокрались по служебным коридорам, поднялись по узкой лестнице на третий этаж и наконец оказались в небольшой комнате. Это было убежище то ли кастелянши, то ли горничной. Сквозная комната имела и второй выход, коим мы не преминули воспользоваться. Для того, чтобы начертить пентаграмму переноса, нам нужно было просторное помещение и минимум десять минут для ее активации. По последнему пункту у меня был ряд сомнений: смогу ли я высвободить дар подконтрольно, или же Лиму, как и Аарону, придется меня пугать?
Густой красный ворс ковровой дорожки, пальмы в кадках и картины на стенах… похоже, мы вышли в коридор тех самых санкт-петербургских нумеров.
Невдалеке послышались шаги. Я глянула на кольцо Лима, мигнувшее в последний раз красным сполохом и враз посеревшее. Все, похоже, что те, кто сейчас появится перед нами, увидят демона во всей красе: с рогами и хвостом.
— Сюда, — скомандовал рыжий, обнаруживший, что одна из дверей не заперта.
Мы буквально ввалились в пустую спальную комнату, уже погружавшуюся в вечерний сумрак. Рыжий навалился на дверь, закрывая защелку, и непроизвольно прижал меня.
Он оказался близко. Непростительно, дурманяще близко.
— Успели, — полушепотом выдохнула я, поднимая голову.
Думала, что он что-то ответит мне на это таким же заговорщицким шепотом. Увы, просчиталась. Рядом со мною был мужчина, а не влюбленный юнец. Словам рыжий предпочел действия.
Нас соединяло тепло тел, опьяняло сумасшествие прикосновений.
Он медленно, словно смакуя вино, прикоснулся своими губами к моим. Долгий, дурманящий, сводящий с ума поцелуй. Я опустила веки и провела рукой по его плечу. Чтобы видеть в этот момент, мне не нужны были глаза: достаточно было ощутить взбугрившиеся мышцы, почувствовать жар дыхания, чтобы понять — его, как и меня, влечение накрывает штормовой, неотвратимой волной.
Рука Лима начала медленно поглаживать мне шею, спускаясь все ниже, к глухому вороту платья, мне же было все равно: лишь бы он не прерывал поцелуя ни на мгновение.
— Лючия, — выдохнул демон, отстраняясь.
Я инстинктивно потянулась за ним, словно потеряла опору.
— Лючия, сейчас я еще могу остановиться, — хриплый полустон-полумольба.
* * *
Отчаянное время рождает сумасшедшие поступки. Сейчас, когда исчезла очередная надежда и следствие зашло в тупик, я не знала: доживу ли до следующего месяца, недели. И поэтому мне захотелось взять от жизни хотя бы частицу счастья, хоть ненадолго, но быть с тем, кого я помимо воли полюбила. Полюбила… — и я не лгала своей душе в этот миг. Полюбила… Правду осознавать оказалось легко и даже приятно.
Внутри же Лима словно боролись две сути: чувства и разум, а в глубине глаз демона плясало пламя.
— Не надо, — ответила осипшим голосом.
Рыжий на мгновение напрягся, замер, а потом выдохнул мне почти в губы:
— Назад пути не будет, учти.
— И пусть…
— Тогда ответь мне: согласна ли ты идти со мною с этого дня и до обрыва нити жизни вместе, рука об руку?
Странный вопрос, заданный серьезным тоном. Так, словно от моего согласия зависела судьба демона.
— Да.
— Сумасшедшая… любимая моя сумасшедшая…
Это были его последние слова. Дальше — лишь ярость губ и языка, его руки, сводящие с ума, и упавшее к ногам платье.
Я не помню, как мы оказались на кровати. Лишь мгновение, когда Лим, обнаженный, застыл надо мною. Его хвост рисовал на моих плечах и груди странные рисунки, будто живя собственной жизнью: то едва касаясь, то скользя, то дразня, то возбуждая. Мы жадно дышали, как пловцы, вынырнувшие из глубины. А потом демон, едва касаясь, начал целовать мою грудь, поднимаясь все выше, к губам. Осторожно раздвинул их языком, дразня, провоцируя. Поддалась. Меня переполняло нетерпение. Поймала его губы своими. Поцелуй — долгий, глубокий, страстный, но прерванный мною же: я прикусила его нижнюю губу.
