Но Динка не уходила.
– Я не могу уйти без коров… – тихо сказала она.
– Ах да! Вам нужно выполнить поручение! – Пан бросил на нее быстрый взгляд и заторопился к столу. – Ну что же, это легче всего! – Он взял список и обмакнул в чернила ручку. – Я напишу вот здесь: выдать означенным лицам коров… и чего? – Сморщив лоб, он заглянул в список. – А, бугая – значит, быка…
– Нет! Какого быка? Зачем? – остановила его Динка.
– Как зачем? – Вот здесь написано… для какой-то Прыськи, – разглядывая каракули Ефима, сказал пан. – Ну, неважно! Дадим и быка! – Он размашисто написал: «Выдать», но Динка схватила его за руку.
– Да нет же! Тут просто написано, что ваш бык покалечил Прыську. Ей нужно корову!
– Ну хорошо. Корову так корову! – нетерпеливо сказал пан.
– Но этот Павло может дать им самых плохих! – встревожилась Динка.
– У меня нет плохих. Наконец, пусть выберут сами, наметят или как там хотят! Только передайте им, пожалуйста, чтоб меня совершенно оставили в покое! И прошу вас больше не брать на себя таких поручений. – На лбу пана обозначилась резкая складка, голос звучал раздраженно.
И Динка заторопилась:
– Нет-нет! Никто вас больше не будет трогать. Мы только возьмем коров и сейчас же уйдем!
Она схватила бумагу и бросилась к двери, но пан остановил ее:
– Вы не совсем поняли меня. Коровы пока еще мои, и дарить их я никому не собираюсь. Я могу по вашей просьбе сделать небольшую рассрочку – ну, скажем, до осени… Засчитать работу на моих полях и так далее… Но коров можно брать только выплаченных…
– Как – выплаченных? Ведь это же очень долго… А они сейчас голодуют! У них дети… – взволновалась Динка. Но пан остановил ее.
– Довольно. Я сделал все, что мог, – холодно сказал он. – И не советую вам больше связываться с этим народом…
Динка вспыхнула, с губ ее готовы были сорваться дерзкие, непоправимые слова. Но глаза пана остановили ее… Это были холодные, застывшие, как ледяная вода, глаза бездушного человека.
В голове у Динки метнулась испуганная мысль: отнимет бумагу… Она неловко поклонилась и пошла к двери.
– Подождите, – сказал он. – Передайте вашему Ефиму, чтобы он зашел ко мне! Сегодня же! Сейчас!
Долго сдерживаемое раздражение пана вдруг прорвалось, на висках его надулись синие жилы, лицо потемнело.
– И гоните всех, всех со двора! – с бешенством закричал он. – Я никому больше не продам ни одной коровы! Я продам их оптом! Мне надоел этот базар!..
Динка испуганно метнулась к двери.
– Прощайте! – крикнула она на пороге, но пан уже не видел ее.
Задыхаясь от душившего его гнева, он беспомощно рвал ворот рубашки.
Динка захлопнула за собой дверь и выбежала на крыльцо.
Глава 36
Не так пан, як его пидпанок
Во дворе экономии и около калитки, ведущей к панской веранде, толпился народ. Тихо переговариваясь меж собой и цыкая на малых ребят, стояли солдатки. В старых, вылинявших от солнца герсетах, с темными бабьими очипками на волосах, они робко жались друг к другу; их изможденные лица с выплаканными глазами были обращены к веранде, за которой скрылась Динка.
Все, кто стоял в списке Ефима, собрались тут со своими детьми и стариками; только вместо покалеченной Прыськи пришла ее старшая дочка, десятилетняя Ульянка, в длинном, не по росту, безрукавном сарафане, в фартуке, по краю вышитом крестом. Ульянка, сморщив обсыпанный веснушками нос, не спускала глаз с панского крыльца. В этой же кучке солдаток стоял высокий, прямой и строгий Ефим. Скручивая козью ножку из махорки, он тоже нетерпеливо ждал Динку и, стараясь не показать своего волнения, шутил с пристававшей к нему Федоркой.
– Ой боже мой! Дядечка Ефим, хоть бы вы с Динкой пошли. Чего она так долго у пана?
– А я знаю чего? Може, кофей пьет!
– Э, ни! Не до кофею ей. Просыть вона, наша голубка, пана, а он уперся, да и ни в какую… – покачала головой старуха и, вытерев двумя пальцами рот, обернулась к солдаткам: – Мабуть, понапрасну ждем? Нема счастья солдатской доле!
На руках у солдатки заплакал ребенок.
– Цыц ты! Уймить его, тетю, бо, може, зараз сам пан выйдет и с хуторской панночкой! – испуганно сказала Ульянка.
– Не выйдет он, доню, для пана наши слезы как тот дождь: чим больше нападает, тем больше родит панская земля!
По другой стороне палисадника, около флигеля с высоким крылечком, стояли двое братьев Матюшкиных и юркий, сморщенный старичишка – первый богач на деревне Иван Заходько; рядом с ними, похаживая около крыльца, беседовали мужики победнее, рассчитывая и себе прихватить у пана за наличный расчет породистую корову, а то и две, если дозволят местные богатеи.
Матюшкины и окружавшие их мужики держались с достоинством; добротно одетые, несмотря на жаркий летний полдень, в синие суконные жупаны, в начищенных сапогах и в фуражках на смазанных маслом волосах, они, видимо, ждали Павлуху и о чем-то деловито сговаривались между собой. Но Павлуха, раздраженный неожиданным появлением Динки с прошением к пану, решительно пошагал к коровнику, с силой сдвинул тяжелые створки дверей и, повесив на них большой замок, показал солдаткам толстый кукиш.
– Хочь до ночи стойте, хочь землю грызите, а не видать вам панских коров! Я тут один надо всем распоряжаюсь, я панское добро стерегу, як пес!
– А это нам давно известно, что ты пес! – с усмешкой сказал Ефим, сплевывая изо рта цигарку. – Только ты и пану своему не верный пес!
– А тебе что тут надо? Привел голытьбу, да еще и барышню хуторскую с бумагой послал. Толчешься здесь с самого утра! Так зараз и выйдет до тебя пан, ожидай!
– Коровы симменталки
[6]
ему снадобились!
– Эй, бабы! Тут вам не церква, милостыню не подают!
– Кажна букашка свое место знае… А вы до пана лезете, всю экономию провоняли! Я б вас всех поганой метлой отсюдова вымел! – сплюнул Федор Матюшкин.
– И чего ты дывышься, Павлуха? Пошла барышня до пана, ну, это ихнее дело! Тут не об коровах речь… – тоненько хихикнул Заходько, прикрывая ладонью беззубый рот.
– А тебе, Иван Заходько, в домовину пора, дак ты уж хоть напоследок не страмись перед людьми! – презрительно сказал Ефим.
– Ох ты, проклятая голота! Ну гляди, Ефим, не заплакать бы тебе колысь!
– Ты б, старый черт, не заплакал, а моих слез тебе не видать!
– Гляди, Ефим… Много ты воли берешь, во все суешься. Гляди, не об слезах речь, кровью б не захлебнулся, – угрожающе бросил Павлуха и, взмахнув кулаком на плачущих солдаток, истошно заорал: – Очищай экономию! Нима чего тут комедию перед паном представлять! Не дам я коров на выплат, и кончено дело! А ну геть отсюда! Геть! Геть!..
