Он не догадывался, что незнакомец говорит неправду. Сведения и впрямь не имели какой-то особой ценности для фронта или хотя бы для бригады, но минные поля на карте были чётко обозначены. А это сохранённые жизни многих и многих солдат.
Зато Фёдор чувствовал, что сейчас в который уже раз за сегодня решается его судьба. Он был прав.
Действительно, собеседник размышлял, что надо бы расстрелять этого чёрта. Но кому приказать? Одно дело застрелить в бою: в этом случае ещё как-то можно объяснить жестокость к сдающимся в плен. И совсем другое – расстрелять пленного после допроса. Кто-нибудь обязательно настучит особистам.
Директива прямо указывает о недопустимости самосуда.
Хорошо им, пидорам штабным, такие директивы писать. Попробовали бы сами неукоснительно исполнять.
Если «забить» на исполнение, то этак и погоны потерять недолго.
Но что с ним делать? Куда девать? В этой долбаной директиве предписывается отправлять пленных в тыл для передачи в созданные особые отделы.
Легко написать «отправлять в тыл». С кем? Кого в сопровождение дать? Ладно ещё толпу сопровождать. Там хошь не хошь, людей выделишь. А одного?
Кто его в плен взял и зубы высадил? Не мог насмерть прибить? Вот пусть он и сопровождает.
– Часовой! – крикнул мужчина.
В блиндаж быстро вошёл вооружённый автоматом боец.
– Увести.
– Куда его, товарищ капитан?
– Куда-куда… Расстреляй!
Фёдору подурнело. Он почувствовал, как дощатый пол блиндажа уходит из-под ног. Собрал всю волю в кулак и подумал:
«Вот и всё…»
Часовой в растерянности от слов командира медленно открывал и закрывал рот. В конце концов, смог выговорить:
– Но…
– Чё «но»?! Я тебе конь, что ли?! – гневно спросил хозяин блиндажа.
– Никак нет… Нельзя же пленных расстреливать…
– Да ты что?! – очень натурально удивился капитан. – А я не знал! И чё теперь с ним делать? На постамент поставить и в жопу целовать?
– Зачем целовать?.. – пробубнил боец.
– Ну-у, я не знаю, – задумчиво отозвался офицер. – Зачем-нибудь. Пленный же.
В этот момент по ступенькам быстро спустился ещё один вооружённый автоматом человек.
– А! вот ты где! – воскликнул он, глядя на бойца. – А я думаю, где часовой?! Ну, чё, «колется»? – обратился вошедший уже к капитану, бросив быстрый взгляд на Трошина.
– Чё его колоть? Он всё равно нихера не знает, – равнодушно ответил офицер.
– Ясно. И куда его?
– К особистам надо отправлять.
– А кто его сопровождать будет? – удивился вошедший.
– Ты чё пришёл? Умные вопросы задавать? – саркастически и с какой-то усталостью усмехнулся капитан. – Хочешь, расстреляй. Вон, часового возьми за компанию.
– Смешно, – скептически отозвался пришедший человек.
Фёдор с замиранием сердца слушал, судорожно пытаясь понять свою дальнейшую участь.
– В общем, так, – официальным тоном сказал капитан, – выясняй, кто этого хмыря в плен взял, делай сопроводиловку и пусть провинившийся сопровождает его к особистам.
– Слушаюсь, – также официально ответил вошедший, чётко бросив правую руку к виску. – Разрешите идти?
– Иди.
– Пшёл на выход! – с презрением процедил незнакомец, искоса глянув на Трошина.
Фёдор пошёл наверх, совершенно измученный эмоционально, страдающий от острой боли, устало думая, что обошлось и на этот раз.
Глава II Это мы, Господи!
С той поры, как Иван ушёл за Ромкой, Елена ничего не знала ни о сыне, ни о муже. Душа её не находила покоя ни на минуту, всё мысли женщины были лишь о пропавших – самых родных и близких. И только необходимость заботы о дочке Вике, которой не так давно исполнилось шесть лет, заставляла Елену быть терпеливой и не терять веры в лучшее.
Они так и жили в коттедже у Андрея Николаевича.
Елена, чтобы не чувствовать себя прихлебательницей, добровольно взвалила на хрупкие плечи обязанность по уходу за большим домом.
Андрей Николаевич для приличия повозражал и быстро согласился, поскольку бывшую домработницу пришлось рассчитать по её же просьбе, как только начались неспокойные времена и она уже не могла ездить из города в посёлок.
Елене взялась помогать свекровь. Сидеть целыми днями без дела она не хотела, поэтому вместе с невесткой занималась уборкой, готовкой на кухне, скрашивая быт досужими разговорами. Мать тоже очень переживала за Ивана. Во внучке же души не чаяла, находя с ней общий язык во всём, чего не было с детьми Андрея Николаевича. Повзрослевшие, те уже так не тянулись к бабушке.
Но однажды Елена осталась и без этой помощи: Савельев отправил свою семью за границу.
Теперь вечера женщины проходили в небольшой комнате, где она жила с дочерью в терпеливом и тревожном ожидании возвращения любимых.
После отъезда свекрови, не к кому стало сходить, поговорить или просто помолчать. Тоску долгих вечеров скрашивала дочь – непоседа и очень позитивный человечек, ещё не ведающая о проблемах и бедах взрослых. Девочка в постоянно хорошем настроении, игривая, неугомонная, щебетала о чём-то своём и без конца ластилась к маме.
С отъездом семьи Андрей Николаевич практически перестал бывать дома, уйдя с головой в новые заботы. Лишь изредка он наведывался узнать как дела, не нужно ли чего, приводил себя в порядок и снова пропадал на несколько суток.
Жизнь в посёлке текла по установленному военными распорядку – никакого освещения в тёмное время суток, никакого свободного хождения по улице после девяти вечера, всем предписывалось постоянно иметь при себе паспорта и специальные пропуска, введённые приказом командарма.
Однажды днём случилась трагедия.
Посёлок подвергся артобстрелу. Погибло много военных, немало коттеджей пострадало от прямых попаданий, осколков и взрывной волны. Досталось и коттеджу Савельевых.
Елена как раз готовила обед – обещался приехать Андрей Николаевич.
Дочка играла во дворе. Разверзшийся ад швырнул Елену в панику, но она кинулась на улицу, за Викой. Увиденное страшной незаживающей раной разорвало душу.
Девочка была мертва…
Елена кричала дико, прижимая тельце к груди, безумно глядя на застывшее побледневшее личико, потерявшее свою прелесть и детскую непосредственность.
Женщина уже не обращала внимания на грохот и дым пожарищ. Всё перестало существовать для неё, она сама перестала жить с последним вздохом своей девочки.
Елена бездумно шла по посёлку, прижимая тело ребёнка, не замечая ничего.
Двое солдат повалили её, затаскивая под автомобиль.