Отправлено через BlackBerry.
Ха, я знаю! Тупицы! Да! Расскажи мне об этом!
Четверг, 27 апреля, французский.
Хорошо, уже четыре года, с тех пор как я здесь. И никогда я ещё столько не врала. И я не имею ввиду просто Лану или родителей. Теперь я вру каждому.
Можно и вправду подумать, что после всего этого времени, я буду лучше в этом плане. Но я узнала — чуть меньше чем два года назад, фактически, сейчас — что происходит, когда ты говоришь правду.
И даже при том, что я все еще думаю, что поступила правильно — я имею в виду, это действительно принесло демократию в страну, которая раньше никогда её не знала, и всё-таки я не совершила бы эту ошибку снова. Я причинила боль очень многим людям, особенно тем, о которых действительно забочусь — потому что я сказала правду, я действительно думаю, что лучше было... ну, соврать.
Не по-крупному соврать. Только небольшая безобидная ложь, от которой никому не будет плохо. Это не то, чтобы я врала для личной выгоды.
Но что я могу сделать? Признаться, что поступила во все колледжи, в которые подала заявки?
О, да, это было бы действительно классно. Что бы сделал кто-нибудь другой, кто поступил бы в свой первый выбранный колледж как те, кто заслужил... а получив приблизительно восемьдесят процентов по тестам — что бы он тогда чувствовал?
Кроме того, Вы знаете, что бы они сказали.
Конечно, такие как Тина сказали бы, что мне повезло.
Какое отношение имеет к этому удача? Если не считать везением то, что когда моя мама встретилась с папой вне университетского городка, они ненавидели друг друга, что конечно привело к сексуальной напряженности, потом — к любовным признаниям, а потом из-за порванного презерватива получилась я.
И несмотря на настойчивость директрисы Гупты, я также не убеждена, что только тяжелая работа даёт возможность поступить куда бы то ни было.
Ладно, я и вправду успевала в писательстве и решающих предметах. И мои сочинения тоже были неплохи. (Я не собираюсь врать об этом, по крайней мере, не в своём собственном дневнике. Это же не моя цель, в конце концов.)
Я признаю, когда ты занимаешься общественными проблемами, в одиночку принесёшь демократию в страну, в которой никто её раньше не знал, и напишешь роман на четыреста страниц для выпускной работы, это действительно выглядит немного внушительно.
Но я могу быть честной сама с собой: все те колледжи, в которые я подавала заявку, приняли меня, потому что я — принцесса.
И не то, чтобы я не рада. Я знаю, что каждое из этих заведений дадут мне замечательную, уникальную возможность получения образования.
Только... это было бы хорошо для кого-то из этих мест, принять меня для... ладно, формы, а не диадемы. Если только я могла бы обратиться туда и под моим псевдонимом — Дафна Делакруа — чтобы знать точно.
В любом случае, у меня есть вещи и поважнее, чтобы волноваться о них прямо сейчас. Хорошо, не больше чем то, куда я собираюсь потратить следующие четыре (или больше) года, если я лентяйничаю и не признаю основное сразу, как мама делала в мои годы.
Но есть всё это с Папой. Что, если он не победит на выборах? Выборы, которых бы не было, если бы я не сказала правду.
И бабушка так расстроена из-за того, что Рене настраивает всех идти против папы — плюс слухи, которые ходили вокруг с тех пор, как я объявила общественности декларацию Принцессы Амелии, которую наша семья специально скрывала всё время, так, чтобы Ренальди могли оставаться у власти — что папа должен был выслать ее в Манхэттан и согласиться на её план с этой глупой вечеринкой по случаю дня рождения для меня только, чтобы отвлечь ее, таким образом она поутихнет со своим вечным сумасшествием "Но это значит, что мы должны будем выселиться из дворца?"
Она, как и читатели ТинСтайл — кажется, не понимает, что королевский дворец Дженовии защищён согласно декларации Амелии (и помимо этого, он ещё и основной источник туристического дохода, точно так же, как британская королевская семья). Я продолжаю объяснять ей: "Бабушка, независимо от того, что произойдёт на выборах, папа всегда будет принцем Дженовии, а ты всегда будешь Вдовствующей Принцессой Дженовии. Передо мной всё ещё есть необходимость открывать новые отделения, я всё еще должна носить эту глупую диадему и посещать государственные похороны и дипломатические обеды. Я только не собираюсь участвовать в законодательстве. Это будет работой премьер-министра. Папиной работой, надеемся. Ты понимаешь?"
Только она никогда не понимает.
Я думаю, это меньшее, что я могу сделать для папы после всего того, что я сделала. Я подразумеваю, иметь дело с ней. Я решила так, когда я пролила свет на то, что Дженовия на самом деле — демократическое государство, я думала, что он станет премьер-министром, не встретив сопротивления. Я имею ввиду, с нашим безразличным населением, которое никогда не интересовалось политикой. Я никогда и не подумала бы, что Контесса Тревани потратит деньги на зятя, чтобы провести кампанию против папы.
Я должна была знать. Непохоже на то, чтобы Рене когда-либо имел фактическую работу. И теперь, когда у него и Беллы есть ребенок, он должен делать что-то, я предполагаю кроме того, чтобы менять подгузники.
Но Эпплби? Я думаю, что они платят Рене деньги или что бы то ни было. Что может случиться, если в Дженовии станет одной ресторанной сетью больше — моя ноша станет действительно трудной — иногда я думаю, а вдруг страна превратится в Евро Дисней?
Что я могу сделать, чтобы этого не произошло? Папа говорит, он сделал достаточно, чтобы остаться среди них ...Да. Как будто это не делает меня виноватой.
Это все так опустошает меня. Не упоминая остального. Какое это может иметь значение, по сравнению с тем, что ожидает Папу и Дженовию дальше, но ... хорошо, это отчасти неплохо (для меня).
Я подразумеваю, папа и Дженовия стоят перед всеми этими изменениями, так же как и я. Единственное отличие, они не врут об этом, как я. Хорошо, хорошо, уверена, папа лжет, ведь бабушка находится в Нью-Йорке (чтобы распланировать мою вечеринку по случаю дня рождения, когда на самом деле, она должна быть здесь, но папа не может находится рядом с ней).
Ложь. Я делаю ее еще больше. Ложь, настоящая ложь.
Список лжи Миа Термополис.
Ложь Номер один: во-первых, вранье то, что я якобы не принята во все те колледжи. (Никто не знает правду, кроме меня. И директрисы Гупты. И моих родителей, конечно.)
Ложь Номер два: ложь о моей книге. Может быть, это не так важно, но история отжима оливкового масла Дженовии, приблизительно 1254—1650 года, это тема моей книги, как думают все (кроме госпожи Мартинес, конечно, которая была моим советчиком, и которая фактически прочитала мой роман ... или, по крайней мере, первые восемьдесят страниц, так как я заметила — она прекратила исправлять мою пунктуацию. Конечно, доктор Нуц знает правду, но ему все равно). Никто больше даже не попросил почитать это, потому что, кто захочет прочитать толстенную рукопись на четыреста страниц об истории отжима оливкового масла Дженовии, приблизительно 1254—1650 годов?