– Нет.
– Был ли ты у Сади?
– Да, я был у него.
– Ты говорил с ним?
– Нет, я только видел его.
– Ты видел только? Что это значит?
– Я ужаснулся.
– Ты ужаснулся? Что случилось? Мой Сади болен?
– Он, должно быть, внезапно захворал.
– И теперь? Что значит твой мрачный вид, принц? Теперь? О, говори! Не скрывай от меня ничего! Мой Сади умер? Они убили его?
– Я надеюсь, что его еще можно спасти.
– Ты надеешься… его еще можно спасти… – сказала Реция дрожащим голосом. – Он умер! Умер!
Ужасная весть, казалось, поразила ее как громом.
– Я не думаю, чтобы он умер, моя бедная Реция. Он только лежит без чувств. Он скорее похож на спящего. Я просил Редифа-пашу послать за доктором, и он согласился.
– Благодарю тебя, принц, – беззвучно сказала Реция.
Ее глаза были сухи, ни один крик горя или отчаяния не вырвался из ее груди. Ее горе было слишком велико, чтобы его можно было высказать словами, облегчить рыданиями.
– Я хочу просить у тебя еще одной милости, принц, – продолжала она через некоторое время, когда, казалось, снова овладела собой. – Это мое последнее желание. Дай мне увидеть Сади-пашу. Отведи меня к нему.
– Я боюсь, что это только усилит твое горе.
– Будь спокоен, принц, не жалей меня. Реция знает, что ей надо делать. Исполни, умоляю тебя, мою просьбу. Отведи меня к Сади. Я хочу в последний раз его увидеть.
– Хорошо, пусть будет по-твоему. Кто может устоять против твоих просьб? Но я еще раз повторяю, не отчаивайся, может быть, Сади еще можно спасти.
Реция не верила словам принца, она приняла их за попытку утешения.
– Как должна я благодарить тебя за твою доброту, принц, – признательно сказала Реция. – Но если молитва испытанного горем сердца может принести счастье, то тебе оно должно скоро улыбнуться. Когда это наступит, вспомни о несчастной дочери Альманзора, узнавшей счастье только для того, чтобы потерять его навеки.
– Что это значит? Это похоже на прощание, Реция. Что ты хочешь сделать? Я предчувствую несчастье. Нет. Я не могу вести тебя в Сераскириат.
– Отчего же нет, принц? Не отступай от твоего первого решения. Кто хочет умереть, тому не надо для этого почетного места, – сказала Реция с почти неземным спокойствием. Казалось, внутри нее произошел какой-то переворот.
Принц не решился более противоречить и вышел из дома старой гадалки в сопровождении Реции. Потом они сели в каик принца, быстро привезший их к Сераскириату.
Но что давало Реции такое мужество, такую силу переносить горе? То была мысль о том, что она скоро соединится с Сади, так как она решилась покончить с собой у его трупа. Ее смущала сначала мысль о сыне, но она знала, что Сирра будет для него второй матерью и станет без устали его отыскивать. Еще несколько минут, думала она, и конец всем земным горестям. Мысль о том, что Сади, быть может, еще жив и его еще можно спасти, не приходила ей в голову. Она была уверена в его смерти, и у нее было только одно желание: соединиться с ее дорогим Сади.
Наконец каик остановился, принц помог Реции выйти, и они пошли ко входу в Сераскириат.
Часовые знали принца и, кроме того, видели его раньше входившим в сопровождении Редифа-паши, поэтому они не осмелились остановить его и беспрекословно отперли ворота. Дверь башни была открыта, и принц беспрепятственно ввел свою спутницу в караульную комнату. Наступила решительная минута.
Посреди обширной комнаты стоял диван и на нем неподвижно, как мертвец, лежал Сади. Но что это значило? Уж не вечерние ли лучи солнца окрашивали его лицо? Его щеки не были бледны. На его лице не было ни малейшего выражения боли и мучений. Он более походил на спящего, чем на мертвого. Казалось, что вот сейчас откроются его полузакрытые глаза и он поднимется с дивана. Но Реция не обратила на все это внимания. Она видела только, что ее Сади лежал перед ней безжизненный, и, бросившись около него на колени, она спрятала лицо свое на его груди.
Уважая ее печаль, Юсуф остановился поодаль, не желая мешать ей в эту скорбную минуту.
Отчаяние овладело Рецией, и она без колебания и страха готовилась расстаться с жизнью. Она вынула спрятанный на груди маленький кинжал и, глядя в лицо Сади, твердой рукой вонзила его себе в сердце.
Кровь хлынула ручьем на диван, и Реция со вздохом опустилась на пол.
– Что ты сделала? Ты ранила себя? – вскричал Юсуф, увидев Рецию плавающей в крови.
– Прости… мне… что я… сделала… – прошептала прерывающимся голосом Реция с болезненной улыбкой.
– Аллах, сжалься над ней! Она умирает!.. – вскричал принц. – Принесите диван! Пошлите скорее за доктором! – приказал он поспешно солдатам, стоявшим у входа в башню.
Приказание Юсуфа было немедленно исполнено. Двое солдат принесли диван и тотчас же уложили на него бесчувственную Рецию, а через несколько минут явился доктор, старый грек…
– Что за кровавая драма разыгралась здесь? – сказал вполголоса грек при виде лужи крови около мертвого, по-видимому, Сади и лежащей без чувств Реции.
Когда он осмотрел рану Реции, его лицо омрачилось. Казалось, рана была смертельна.
– Теперь еще нельзя исследовать рану, – сказал он тихо принцу, накладывая перевязку. – Я сомневаюсь в выздоровлении больной, она слишком слаба от потери крови.
– Она не должна умереть! Проси все, что хочешь, я готов пожертвовать всем, только бы спасти Рецию.
– Я сделал все, что от меня зависит, – отвечал доктор, – но я не имею никакой надежды на успех.
– Тут лежит Сади-паша, – продолжал Юсуф, – часовые принесли его сюда из камеры, считая мертвым.
Старик подошел к Сади и стал его осматривать, тогда как Юсуф, весь поглощенный своим горем, стоял молча и неподвижно около Реции.
– Паша не умер, – сказал доктор, подходя снова к нему. – Я надеюсь скоро привести его в чувство.
– Сади-паша не умер? – вскричал принц. – А Реция должна умереть? О, горе без конца!
– Но паша не должен ничего знать о случившемся. Сильное волнение может иметь гибельные последствия, – заметил доктор, – против которых все мое искусство будет бессильно.
С этими словами он возвратился к дивану Сади и, вынув из кармана маленький флакон с какой-то жидкостью, поднес его ко рту и носу Сади и смочил несколькими каплями его губы.
Действие было мгновенно. Сади тотчас же открыл глаза и с удивлением огляделся. Затем он глубоко вздохнул, как бы пробудившись от долгого сна, и слегка приподнялся.
– Где я? – спросил он слабым голосом.
– Ты спасен, благородный паша, – отвечал доктор и тотчас же приказал вынести Сади из караульной комнаты.
