– Тебе такое по силам? – приподнял бровь Такер.
– Ну, не за красивые же глаза меня произвели в специалисты-криптологи по сетевым войнам.
Такеру была знакома эта озорная искорка во взгляде Фрэнка еще по Афганистану, когда тот пытался растолковать самые тонкие моменты радиоперехвата.
– В качестве солдата этой новой эпохи кибервойн, – пояснил Фрэнк, – мне пришлось нахвататься кое-каких новых умений со времен полевой службы. Типа взлома систем. Соберу компоненты, нужные для твоего телефона, и попробую запечатать все лазейки поплотнее. Могу принести все необходимое в твой мотель сегодня вечером. Будем надеяться, к тому времени у меня уже будет кое-какая информация о Сэнди от удочек, которые я закинул сегодня утром.
– Хорошо.
Такер тут же сообразил, что есть и еще одна задачка, которую лучше перепоручить Фрэнку с его новой квалификацией. Ему представился пульт дистанционного управления атакующего беспилотника. В качестве меры предосторожности он отключил питание БСУБ и закопал его в миле от своего прежнего отеля. Если кто-то и сумеет что-то выудить из этого прибора, то это Фрэнк.
– Прежде чем наведаться ко мне в мотель, – сообщил Такер, – ты можешь попутно взглянуть на кое что еще.
– И на что же?
Уэйн не стал слишком углубляться в уникальную природу беспилотника, охотившегося за ним в болоте, решив услышать непредубежденное мнение Фрэнка об операционной системе, управляющей этим беспилотником, прежде чем посвятить его в эти подробности.
– Пожалуй, пусть это станет для тебя сюрпризом.
– Похоже, я получу рождественский подарок раньше срока, – вскинул голову Фрэнк.
18 часов 17 минут
На закате очередного жаркого алабамского дня Такер вернулся в «Таверну “Каменный очаг”» в Афинах. Остаток дня он провел вместе с Кейном в местных парках, где овчарка истребила три теннисных мячика и поплескалась еще в пяти ручьях. Может, было бы разумнее скрыться из виду, но Такер сомневался, что врагу хватит наглости нанести удар при свете дня с такой уймой свидетелей вокруг. Кроме того, Кейну требовалось размять ноги, чтобы разогнать напряжение после вчерашней ночи.
«Как и мне…»
Как ни приятен был день, Такер то и дело поглядывал в небо, постоянно вслушиваясь вполуха, не раздастся ли предупредительное жужжание. При этом он понимал, что подобная настороженность в немалой степени объясняется его собственным ПТСР
[15]. Хоть Уэйн и отделался лишь царапинами, нападение на болоте порядком тряхнуло его, разбередив старые раны – затянувшиеся, но так и не исцелившиеся до конца. После Афганистана Такера продолжали донимать ретроспекции, кошмары и бессонница, доводящие до эмоционального отупения. И хотя он прошел обязательные консультации у психологов, специализирующихся на лечении ветеранов, куда большее умиротворение ему приносили открытые пространства, пребывание в дороге вместе с Кейном.
И все же Уэйн понимал, что кошмары никуда не ушли, затаившись у самой поверхности сознания. Может, потому-то он и берется по-прежнему за такие рискованные работы, – чтобы бросить вызов врагу, кроющемуся где-то внутри… Один психолог предположил, что это суицидальный настрой, но Такер в глубине души знал, что это не так. Ему хотелось жить, а если когда и возникали сомнения в этом, довольно было лишь взглянуть на верную овчарку. Где-то в самой фундаментальной сердцевине своего существа Уэйн знал, что ни за что не подвергнет Кейна опасности в безрассудной замаскированной попытке покончить с жизнью.
Тут дело в другом. Один из консультантов явил Такеру величайшее откровение, уточнив его диагноз ПТСР до нравственной травмы – глубочайшей раны, нанесенной фундаментальным представлениям Уэйна о добре и зле его переживаниями в Афганистане. Такер подозревал, что его нынешний путь по жизни представляет собой неустанные попытки снова обрести ядро, поправить не столько сделанное, сколько то, что не сумел свершить. Именно это давало его жизни смысл – его конфронтация со всеми несправедливостями мира.
А покамест есть пицца – еще одна причина пожить.
По пути обратно в Афины Такер захватил две закрытые пиццы с пепперони и упаковку из шести бутылочек лагера «Сэм Адамс». И едва успел поставить покупки на небольшой обеденный стол номера, как послышался стук в дверь.
Фрэнк, пунктуальный как всегда, поприветствовал его, полуобняв одной рукой, потому что в другой у него была небольшая дорожная сумка. Оглядев номер с порога, он неискренне обронил:
– Отличное логово.
Сарказм в его голосе не ускользнул от внимания Такера. Заведение действительно не «Ритц», но чистое и уютное, а декор можно считать убогой претензией на роскошь.
Как только они устроились, Фрэнк приложился к ломтю пиццы и пиву, а потом плюхнулся на кровать рядом со свернувшимся клубочком Кейном, поприветствовавшим Фрэнка взмахом хвоста. Такер уже скормил ему гигантскую миску подушечек.
– Выглядит счастливым, – заметил Фрэнк.
– Он теперь король хантсвилльских парков и водоемов.
– Блин, а я забыл принести ему корону… – Фрэнк открыл молнию сумки. – Зато принес другое добро. Дай-ка мне свой телефон, а я уж постараюсь спеленать эту детку туго-натуго.
Такер отдал ему свой спутниковый телефон.
Уплетая между делом пиццу, Фрэнк вскрыл заднюю панель и принялся мудрить – то открутит это, то переставит то, – пока наконец не установил новую SIM-карту.
– Должно сгодиться. Во всяком случае, пока мы не выясним, с какого рода следящей аппаратурой работает противник.
– В каком смысле мы?
Вернув телефон, Фрэнк криво усмехнулся, достал из сумки БСУБ и положил его на покрывало, устремив на прибор обожающий взор.
– Какая красотка! Конечно, даже с твоими указаниями мне было чертовски трудно отыскать, где ты зарыл это сокровище. Я едва успел провести беглый осмотр. И все же впечатляющая изощренность… – Оторвав взгляд от пульта управления беспилотником, Балленджер поглядел Такеру в глаза. – Смахивает на то, что ты играешь в моей песочнице. И теперь тебе от меня не отделаться.
– Фрэнк, дела могут пойти скверно.
– Судя по твоему виду, они уже так и пошли, – поднял обе ладони Фрэнк. – Послушай, я с преогромным удовольствием предоставлю силовые действия вам с Кейном. А сам ограничусь ролью парня за кулисами.
Такер вздохнул, прикидывая, что сказать. Конечно, познания Фрэнка могли бы оказать в этих поисках ценную помощь, но Уэйн всегда предпочитал действовать в одиночку. И, не в силах решить, проговорил:
– Расскажи, что ты узнал о Сэнди, а потом я подумаю над твоим предложением.
– Достаточно справедливо, – развел руками Фрэнк. – Я знаю, что она родом из этих краев, как и я. Единственный живой родственник – мать, живущая в Аппалачском высокогорье, одном из беднейших округов, где народ откровенно чурается чужаков.
