— А вам сегодня вдвойне не повезло, — посочувствовал Верест.
Ромка согласился:
— Это верно. До сих пор не могу прийти в себя. Спасибо, хоть не арестовали.
Ага, подумала я. Красноперов уже введен в курс о своем «недалеком прошлом», когда за ним тянулся зловещий шлейф из нескольких смертей.
Оказалось, и другие в курсе.
— Это должно будоражить, Роман, — уважительно заметил Постоялов. — Неплохо почувствовать себя маньяком хоть на минуточку, а? Особенно при положительном исходе?
— Ему привычнее чувствовать себя Вовочкой, — фыркнула Сургачева.
— И маньяком тоже. — Красноперов послал Сургачевой слишком долгий и загадочный взгляд. — Но маньяком в хорошем смысле этого слова, Кира…
Похоже, Сургачева чем-то возбудила Ромку. Марышев тоже явно заинтересовался. Теперь он смотрел на Красноперова, не замечая, что и Сургачева смотрит туда же.
Назревала интересная интрижка. Не обретший должной информации от наблюдения за «сопричастными», Верест решился подлить масла в огонь:
— В воскресенье седьмого октября в районе пятнадцати тридцати вы были замечены у дачи Макаровой. Зачем вы к ней ходили?
Вопрос на засыпку покоробил Ромку. Он посмотрел на Вереста с досадой.
— Скучно было, капитан.
— Объясните поподробнее.
— Что объяснить? — Ромка ошарашенно распахнул глаза.
— Как вам было скучно?
Марышев гоготнул. Постоялов хихикнул в рукав. Сургачева приосанилась.
— Капитан, ваш вопрос отдает невежеством, — сказала она, сдерживая ехидную улыбку. — Про морально-этическую сторону вообще молчу. Вы могли бы и сами догадаться, как бывает скучно сексуальному маньяку в «хорошем смысле этого слова».
— Торчиха заела… — прошептал на всю комнату Марышев. И покраснел.
— Фи, как некультурно, — не одобрил Постоялов.
Верест терпеливо ждал.
— Да что вы слушаете этих пошляков, капитан, — покосясь в сторону окончательно загрустившей Рябининой, попытался отбиться Красноперов. — Это был чисто соседский, дружеский визит безо всяких планов…
— За солью, — кивнула Сургачева.
— И не надо оргвыводов, — повысил голос Красноперов. — Я не понимаю, почему одинокий мужчина не имеет права зайти к одинокой женщине, чтобы по-дружески поболтать?
— Заодно и поболтали, — согласилась Сургачева.
— Рома, но в этот же вечер ты пришел ко мне с вином и конфетами… — обиженно протянула Рябинина. — Как тебе не стыдно, Рома?..
— А чего тут стыдного? — совсем скуксился Рома. — Я у Зойки не задержался.
— Не дала, — констатировал Марышев.
— Плохо просил, — возразила Сургачева, — иначе бы дала. Она всем давала. Только не просил никто.
Ничего запредельного в Ромкиных похождениях не было. При желании он мог уболтать даже каменную бабу. Что и делал, когда сильно уставал от работы. Я не падала на него по единственной причине — аллергии па шутов. Не выношу я их. Многие на словах тоже не выносят, а на деле — жарко слюни льют от их кривляний.
— В каком состоянии вы застали Макарову? — спросил Верест.
— В убитом, — не задумываясь, ляпнул Ромка.
— Как, уже? — удивился Постоялов.
Аудитория дружно хихикнула. Черновато получилось, но ничего.
— Ну не совсем, — сообразил Красноперов. — Но настроение у нее было ужасное. То краснела, то бледнела. Меня даже не заметила. Впустила в дом и продолжала метаться по комнатам, кусая губы. Я пытался ее разговорить, но впустую — она даже не отвечала… А чего мне еще было делать? — Ромка развел руками. — Помариновался на кухне и пошел. Она ваще никакая была…
— Макарова уже знала, что ее возлюбленный не вернулся с дачи, — напомнила я.
— Си-ильное чувство, — уважительно оценил Марышев.
— Многим, увы, недоступное, — продолжала нарываться на Ромкино хамство Сургачева. Зачем она на него наезжала? Я всегда была уверена, что Сургачева к Ромке относится нормально — гораздо лучше, чем остальные соседи. Может, Сургачевой с каких-то борщей не понравились Ромкины «хождения за три моря» к Зойке и Рите Рябининой?
Нарвалась.
— Слушай, Сургачева, — сказал Ромка, — меня твой сортирный юмор не раздражает. Ты можешь разминаться сколько влезет. Но больше ко мне не ходи, ладно?
Сургачева замерла с открытым ртом:
— Ну ты и наглец…
Тут Ромка, конечно, перегнул.
До Марышева дошло «на вторую пятницу». Он еще какое-то время поулыбался, потом, видимо, просек неладное. Оглядел всех и в последнюю очередь благоверную. Сверху донизу.
— Брехня, — отстрелялась одиночным Сургачева.
— Не понял, — сказал Марышев. В лице он пока не менялся, но к тому шло.
— Звездит как дышит, — выразилась богаче Сургачева. — Эй, капитан, нам тут долго еще задницы давить?
Ромка не стал настаивать. Он уже предоставил страховому агенту достаточно пищи для размышлений. Весьма довольный собой, он откинул голову на худую диванную подушку и тихо засветился.
— Есть еще желающие покопаться в чужом белье? — поинтересовался Верест.
Заговорила пылающая, как станица, Рябинина:
— Я, конечно, не знаю, сколько у Романа… о господи, романов… да я его вообще не знаю — Роман, ты ко мне больше не подходи, слышишь!.. — но я видела однажды, как Кира с Борисом Аркадьевичем… на пляже это у нас было, летом… очень мило так разговаривали. Я даже подумала… А вас, Игорь Евгеньевич, в этот день не было, вы работали, наверное…
Тихо шизея, Марышев смотрел уже на обоих. А поскольку косоглазием он не страдал, зрелище выглядело комично.
— Это уже организованный наезд, — прошипела Сургачева. — А по сути — глючное, мерзкое обвинение… Хотя от тебя, Ритка, можно ожидать любой мерзости! Как я не догадалась?..
— М-да, — почесал в затылке Постоялов, — некрасиво получается. Вы правы, Маргарита Семеновна. Это было тринадцатого июля, в страшную пятницу. Копаю, понимаете, от рассвета до полдника. Под вечер ухожу от реальности в красивый мир — в кои-то веки! — эскапизмом, проще говоря, занимаюсь: выхожу один на пляж, красиво, небо голубое, люди, великая река, соседка загорает, сажусь, беседую, бац! — состав преступления… Некрасиво получается.
— Так и было, — подтвердила Сургачева, — зуб даю. Борис Аркадьевич всего лишь приятный собеседник.
— Подумаешь, криминал, — махнул рукой Красноперов. — Ритуха вон с Игорьком, помнится, в те выходные минут сорок через забор болтали — он на своем участке, она на своем. Как магнитом притянутые… Я с вечера тогда пивка принял — бутылочек семь, — работа и не пошла. Дай, думаю, спать завалюсь, а пораньше встану — наверстаю. Так и сделал. Стою на втором этаже, кофейком балуюсь, а они через переулочек: шу-шу, да шу-шу. Болтовней увлеклись — и ни черта не видят. А ведь рановато было — часиков восемь, едва рассвело.
