— Алло.
— Это я.
— Кемпер, привет!
— Чем занимался? Когда я вчера уезжал, ты лыка не вязал.
Литтел рассмеялся:
— Читал тут досье. И пока что не особо впечатлился мерами, предпринятыми мистером Гувером для борьбы с оргпреступностью.
— Думай, что говоришь. Он мог установить «прослушку» в твоем номере.
— Жестокая мысль.
— Ну да, и едва ли верная. Слушай, Уорд, снегопаду не видно конца, и сегодня ты точно никуда не улетишь. Как насчет встретиться со мной в офисе комитета? Мы с Бобби будем допрашивать свидетеля. Он из Чикаго, так что для тебя это может оказаться интересным.
— Да прогуляться мне не помешает. Ты — в старом здании Сената?
— Ну да, комната 101. Я буду в комнате для допросов А. При ней имеется коридорчик для наблюдателей, так что ты сможешь посмотреть оттуда. И запомни мою легенду: я ушел в отставку из ФБР.
— Ты — ловкий лицемер, Кемпер. Грустно.
— Там метель; смотри не заблудись.
Устроено было просто превосходно: закрытый проход с прозрачной только с одной стороны стеклянной дверью и колонками на стене. Отделенные дверью в кабинке А: братья Кеннеди, Кемпер и какой-то блондин.
Кабинки Б, В и Г были пусты. В наблюдательном коридоре был только он один — должно быть, народ испугался снежных заносов и разбежался по домам.
Литтел включил колонки. Голоса слегка потрескивали от статического шума.
Присутствующие расселись вокруг стола. Роль хозяина играл Бобби; он включил магнитофон.
— Не спешите, мистер Кирпаски. Вы — добровольный свидетель, и мы здесь к вашим услугам.
Блондин откликнулся:
— Зовите меня Роланд. Никто не называет меня «мистер Кирпаски».
Кемпер ухмыльнулся:
— Каждый, кто решил стукнуть на Джимми Хоффу, заслуживает подобной формальности.
Умный Кемпер: вспомнил свой тягучий выговор уроженца штата Теннесси.
Роланд Кирпаски сказал:
— Вот и хорошо, я думаю. Но, знаете, — Джимми Хоффа есть Джимми Хоффа. Он, как это… как про слона говорится — никогда и ничего не забывает.
Роберт Кеннеди заложил руки за голову:
— В тюрьме у Хоффы будет масса времени, чтобы вспомнить все, за что он туда попал.
Кирпаски прокашлялся:
— Я хочу кое-что сказать. И… гм… я хочу сказать это и тогда, когда буду давать показания перед комитетом.
Кемпер сказал:
— Продолжайте.
— Я — член профсоюза. Профсоюза водителей грузовиков. Я рассказал вам все эти истории про то, что делал Джимми, как он сказал своим ребятам нажать на тех, кто не хочет ему платить, и тэдэ и тэпэ. Я так понимаю, что вся эта фигня незаконна, но знаете что? Меня это не особо печалит. Единственная причина, по которой я решил, как это — стукнуть на Джимми, это то, что я могу сложить два и два и получить четыре, и я, мать вашу так, слышал достаточно на треклятом собрании чикагского отделения профсоюза, чтобы докумекать, что мудила Джимми Хоффа втихаря заключает сделки с руководством, и, значит, он — вонючий кусок дерьма, простите за мой дурной французский, и я прошу занести в протокол, что именно поэтому я его и сдаю.
Джон Кеннеди рассмеялся. Литтел вдруг вспомнил о «жучках» и этой Шофтел и поморщился.
Роберт Кеннеди сказал:
— Верно подмечено, Роланд. Конечно, перед тем, как дать показания, у вас будет возможность сказать все что угодно. И помните, ваши показания мы решили приберечь для заседания, которое будет транслироваться по телевидению. Вас увидят миллионы.
Кемпер добавил:
— Чем больше огласки, тем меньше вероятность, что Хоффа попытается отомстить.
Кирпаски сказал:
— Джимми не забывает. В этом плане он как тот слон. Помните те фотографии гангстеров, которые вы мне показывали? Тех парней, с которыми я видел Джимми?
Роберт Кеннеди достал какие-то фотоснимки.
— Санто Траффиканте-младший и Карлос Марчелло.
— Ну да. И еще попрошу занести в протокол, что я слышал об этих ребятах много хорошего. Слышал, что они нанимают только членов нашего профсоюза. Ни один мафиози ни разу не сказал мне: «Роланд, ты тупой польский ублюдок из Саут-Сайда». Как я говорил, они приходили к Джимми в его номер в гостинице «Дрейк» и говорили исключительно о погоде, о бейсболе и о ситуации на Кубе. Я хочу, чтобы вы занесли в протокол, что я, бля, ничего не имею против мафии.
Кемпер подмигнул стеклянной двери:
— Как и Эдгар Гувер.
Литтел рассмеялся. Кирпаски не понял:
— Чего?
Роберт Кеннеди забарабанил пальцами по столу:
— Мистер Бойд развлекает невидимого нам коллегу. Роланд, вернемся же к Майами и Солнечной долине.
Кирпаски ответил:
— Хорошо. Господи, ну и метель.
Кемпер встал и выпрямил ноги:
— Давайте вернемся к вашим наблюдениям.
Кирпаски вздохнул:
— Я был делегатом на прошлогоднем собрании. Оно проходило в «Довиле», в Майами. Тогда я еще дружил с Джимми, ведь я не знал, что он — говнюк, который втихаря…
Роберт Кеннеди прервал его тираду:
— Не отвлекайтесь от темы, очень вас прошу.
— Короче, я выполнял кое-какие поручения Джимми. Я приехал в это гребаное «Такси «Тигр»» и забрал кое-какие бабки, чтобы Джимми смог покататься на моторке с парнями из местных отделений профсоюза в Майами и пострелять акул из пулеметов Томпсона — одно из любимых занятий Джимми во Флориде. Штуки три там было однозначно. Эта контора — сущая планета Марс, ей-богу. Полоумные кубинцы в рубашках в тигровую полоску. Заправлял кубинцами один парень, Фуло. Он еще толкал краденые телевизоры, прямо с парковки. Эта контора, «Такси «Тигр»», там же только за наличку все расчеты. И, если хотите мое мнение, скажу, что дело тянет на уклонение от уплаты налогов, не меньше.
Из колонок захрипел статический шум — постучав по кнопке регулятора, Литтел убавил громкость. У Джона Кеннеди был скучающий и обеспокоенный вид.
Роберт Кеннеди что-то черкал в планшет-блокноте:
— Расскажите нам еще раз об Антоне Гретцлере.
Кирпаски начал:
— Ну, мы все поехали стрелять акул. Они с Джимми говорили наедине, в дальнем конце лодки, и стрелявшие в акул их не слышали. Я спустился в гальюн — у меня морская болезнь, и меня мутило. Полагаю, они думали, что их не слышат, потому что говорили о незаконных вещах, на которые — и попрошу занести это в протокол, — мне было глубоко насрать, потому что речь не шла о подкупе управляющих…
Джон Кеннеди постучал по циферблату своих часов. Кемпер спросил Кирпаски:
