– Естественно… – волей-неволей пришлось поддакнуть мне.
– Это для нас с вами естественно, – ворчливо заметил он. – А четвёртое Ахау, между прочим, наступает уже через восемнадцать дней… Что скажете?
И вперил взор персонально в Игоря. Тот ответил не сразу. Возвёл глаза к высокому потолку, словно бы прикидывая стоимость люстры.
– Что тут говорить? – вздохнул он наконец. – Вы уже всё сказали.
– То есть выхода вы не видите?
– Честно говоря… нет.
– Ну почему же?.. – деликатно вмешался я, встревоженный грубоватостью Игоревых интонаций. Абракадабра абракадаброй, а вежливость вежливостью.
Неженский просветлел лицом.
– Вижу, что вы уже всё поняли, – одобрительно молвил он. Встал, приблизился к стоящему напротив алтаря сейфу, чем-то там пощёлкал и отворил дверцу. В сумрачных недрах стального хранилища призрачно воссияло нечто сравнимое по размеру с некрупным грейпфрутом.
Повинуясь приглашающему жесту, мы с Игорем поднялись из кресел и подошли поближе. С лиловой бархатной подушечки на нас из металлической ниши воззрился хрустальный человеческий череп. Подобное изделие я видел однажды по телевизору. Не помню точно, в чём там был прикол, но то ли извлекли его из ацтекской пирамиды, то ли выточили в Лондоне, а в пирамиду просто подкинули… Тёмная, короче, история.
Игорь глядел – и скорбно кивал. Гордей Исаевич недовольно жевал губами.
– Тринадцатый, – внезапно известил он. – Последний.
– Вижу… – тихонько отозвался Игорь.
Неженский вспыхнул.
– Вот как? Видите? Это каким же, позвольте узнать, образом?
– Н-ну… – Игорь уклончиво повёл плечом. – Есть способы.
Несколько секунд Гордей Исаевич проедал его глазами и словно бы колебался, не указать ли проходимцу на дверь.
– Это копия, – проскрежетал он.
– Ну не оригинал же… – с прежней невозмутимостью подтвердил Игорь.
Вспыльчивый Гордей Исаевич насупился, покряхтел, остывая.
– Да, копия… – глуховато повторил он. – Но очень точная. Выполнена с соблюдением всех ритуалов… тех, разумеется, за которые в наше время не предусмотрена статья…
Мы втроём стояли перед открытой дверцей и смотрели в загадочные хрустальные глазницы.
– Ну-с… – неожиданно повеселев, сказал Неженский, обращаясь в основном к Игорю. – Что теперь скажете?
Тот (негодяй!) помедлил, посомневался.
– Теперь… Да. Пожалуй, да… Это сильно меняет дело.
– Вот и славно, – тоном, не допускающим возражений, подвёл черту Гордей Исаевич и обернулся к референту. – Пётр…
Агриков не мешкая подошёл к сейфу, вынул череп вместе с подушечкой и упаковал всё это в кожаный чёрный футляр.
– Прошу…
Кажется, до моего друга стало помаленьку доходить, что мы с ним опасно заигрались. Какого дьявола нам пытаются всучить этот хрусталь? Игорь отступил на шажок и пристально взглянул на Неженского.
– Можете не сомневаться, – заверил тот. – Знаем, чем рискуете. Не обидим.
* * *
В связи с нетвёрдой тройкой по математике теорию хаоса я воспринимаю лишь на бытовом уровне, и звучит она, в моём разумении, примерно так: чепуха, помноженная на чепуху, запросто может обернуться крупными неприятностями, что, собственно, с нами и стряслось в тот пакостный декабрьский денёк. Невинный телефонный трёп, хиханьки-хаханьки – и вот мы вдвоём ошарашенно цепенеем на заднем сиденье роскошной иномарки, а на коленях у Игоря покоится хрустальный череп в кожаном чёрном футляре.
– А вы обратили внимание, на чём мы едем? – осведомился Пётр Агриков (он вёл машину).
– Э-э… – хотел сказать я, но меня опередил Игорь.
– На «Ягуаре», – проворчал он.
– Совершенно верно, – с удовольствием подтвердил водила-референт. – Белый «Ягуар». И наступает Эпоха Белого Ягуара. Если наступит, конечно… Так что вся надежда теперь на вас.
«Дворники» едва успевали смахивать снежную хлябь с ветрового стекла.
– А-а… – сказал я. – М-м…
– Почему мы обратились именно к вам? – уточнил Агриков.
– Да.
– Ну а к кому ещё? – рассудительно молвил он. – С классическими академиками лучше вообще не связываться. Левое полушарие у них развито в ущерб правому…
– А-а…
– А с экстрасенсами ничуть не легче. У экстрасенсов правое развито в ущерб левому… Вас где высадить?
– У «Конфеток-бараночек», если можно…
Ничуть не удивившись, Пётр Агриков выполнил нашу просьбу. Мы выбрались на слякотный тротуар, тут же были облеплены мокрым снегом и долго смотрели вослед белому «Ягуару». Наконец он канул за угол.
– Ну? – мрачно сказал я.
– Что «ну»? – не менее мрачно отозвался Игорь.
– Делать что будем?
– А я знаю?
– Какого ж ты тогда чёрта…
Он пожал плечами.
– Так вышло…
Вздохнули и, хмуро переглянувшись, направились прямиком в «Конфетки-бараночки». Оставив Игоря за столиком у окна, я подошёл к стойке, где заказал две соточки коньяка и пару бутербродов. Денег в кошельке как раз хватило, так что моя красная пятитысячная бумажка, полученная «за беспокойство», осталась, слава богу, неразменянной.
Вернувшись, я застал Игоря Шахина склонённым над айпадом. Или айфоном. Честно сказать, во всех этих гаджетах я разбираюсь ещё хуже, чем в марках автомобилей.
– И что там? – процедил я, ставя на столик обе рюмки и тарелочку с бутербродами.
– Сколько, он говорил, осталось дней до этого… Ахау?.. – осведомился Игорь, не поднимая головы.
– Восемнадцать, – глухо сказал я и сел.
Он крякнул.
– Всё правильно. Оказывается, двадцать первого декабря сего года ожидается квантовый переход… С чем тебя и поздравляю!
– Переход куда?
Шахин вновь склонился над устройством, водя пальцем по экранчику с видом хироманта, исследующего особо сложную ладонь.
– Согласно предсказанию оракула Шамбалы, – несколько замогильным тоном сообщил он, – двадцать первого декабря наша планета пройдёт через галактическую нулевую полосу, что приведёт к полной темноте…
– Это как?
– Не сможет распространяться никакая энергия, будут отсутствовать электромагнитные поля…
– Конец света, что ли?
– Да вроде того…
– Давай выпьем! – хмуро предложил я.
Мы выпили.
Сидящий за соседним столиком толстячок заворочался на стуле, пытаясь оказаться к нам лицом. Вскоре это ему удалось, и на нас выпучились бело-голубые фарфоровые глаза. Не существуй в родной речи выражения «выкатить шары», я бы его тогда неминуемо придумал.
