— Ночью я спал в своей постели, — стоял на своем Андрей. — А эти очки мне дала Светлана.
ТриТэ вздохнул:
— Ладно. Сейчас… — Он набрал номер еще раз: — Виталий Михайлович? Снова я, да. Простите, что отвлекаю по пустякам. Я сейчас заходил проверить ваш кабинет и увидел на столе солнечные очки. Да. «Рей-бан». Стекла в форме капель. — Прикрыл трубку ладонью. — Сейчас он посмотрит. Ваши на месте? Тогда, наверное, кто-то из моих оболтусов во время обхода оставил. Я проверю. Еще раз прошу прощения за беспокойство. — Начальник службы безопасности сложил трубку и сунул в карман. — Его очки на месте.
— Я ничего не понимаю, — растерянно пробормотал Андрей и, внезапно оживившись, воскликнул: — Давайте поедем к Чернозерскому, и пусть он повторит мне в глаза то, что я не возил его в аэропорт!
— Андрей Данилович, не горячитесь, — остановил его ТриТэ. — Успокойтесь. Мы не можем ворваться к Чернозерскому в квартиру и учинить допрос.
— Но они врут! — В глазах Андрея вспыхнул безумный огонь, а на щеках зажегся горячечный румянец. — Оба врут!
— Ну, допустим. Вы готовы сказать это им? — улыбнулся Третьяков.
— Да!
— Хорошо. А они скажут, что вы просто заболели и поездка в аэропорт вам привиделась в бреду. Как полагаете, кому из вас поверят? Их двое, вы один.
— Черт. — Андрей взял себя в руки. Он понял, что ТриТэ прав. Неприятно, конечно, однако так и есть. — Но вы-то мне верите? — быстро спросил он.
Третьяков пожал широкими плечами:
— Слова не имеют значения. Как и эмоции. Мне нужны факты. Давайте подождем, проверим вашу машину, квартиру, попытаемся что-нибудь «нарыть». Получим факты, тогда и станем разбираться в ситуации.
Андрей счел за благо послушно кивнуть. Конечно, он бы предпочел, чтобы ТриТэ воскликнул с жаром: «Да! Я тебе верю, друг! Вокруг тебя плетется настоящий заговор!» Но… ведь, по совести, ТриТэ поступает совершенно правильно.
— Хорошо, — сказал, старательно успокаивая себя, Андрей. — Осматривайте машину. Я сейчас вернусь. Только загляну в журнал дежурств.
— Ради бога, — снова пожал могучими плечами Третьяков, открывая переднюю дверцу. И пробормотал, но уже себе: — Та-ак, посмотрим, что у нас здесь…
Андрей пошел к банку. На ходу он оглянулся. ТриТэ уже возился в салоне «девятки». Андрей, сам не зная почему, ускорил шаг, миновал последний ряд машин, перешагнул через цепь и взлетел по ступеням. Здесь он с деланной беспечностью оправил пиджак, сдерживая шаг, вошел в банк, свернул к комнатке охраны. За консолью сидел парень из дневной смены. Заметив Андрея, он нажал специальную клавишу, отпирая замок. Створка приоткрылась, и Андрей вошел в дежурку.
— Добрый день.
— Добрый день, Андрей Данилович.
— Могу я посмотреть журнал дежурств?
В журнал дежурств заносилось время приема помещений под охрану и снятия с сигнализации. В обеих графах ставилась подпись «хозяина» кабинета и старшего смены. Кем бы ни был таинственный посетитель, чтобы получить доступ к кабинету Андрея, он должен был оставить свою подпись в журнале.
— Конечно. — Охранник взял пухлый, затянутый в жесткий коричневый переплет журнал из специальной ячейки, протянул: — Все в порядке. Никаких происшествий.
— Я знаю, — ответил Андрей, открывая журнал.
Вот его подпись о сдаче кабинета под охрану. Семнадцать часов пятьдесят одна минута. Все правильно. Именно в это время они с Татьяной вышли из банка. Так… Снятие с охраны. Одиннадцать семнадцать? В это время он как раз летел в банк, выжимая максимум из двигателя «Нюськи». И его подпись. Красивая, с характерной хвастливой завитушкой в последней «в». Этого не могло быть. Андрей положил журнал на консоль.
— Спасибо, — сказал рассеянно, выходя из комнаты.
— Не за что, Андрей Данилович, — ответил ему в спину охранник.
Андрей быстрым шагом пересек зал и направился к приемной.
Татьяна разговаривала по телефону.
— Ты просыпалась ночью? — гаркнул Андрей от порога.
Татьяна знаком попросила его обождать. Прошептала одними губами: «Ростовчане».
— Да, — сказала она вслух. — Да. Конечно. Андрей Данилович вас примет. Сегодня в три? Хорошо. Я передам. Конечно. Всего доброго. — Она повесила трубку. — Андрей, ты не мог бы в следующий раз не кричать на весь банк?
— Ты просыпалась сегодня ночью? — выпалил он. — Это очень важно.
— Нет, слава богу, — покачала она головой.
Андрей застыл с открытым ртом. Его надежда получить подтверждение собственной вменяемости рухнула, как трухлявое дерево.
— Хорошо, — быстро пробормотал он. — Когда я приезжал в банк… Примерно час назад, ты видела меня?
— Конечно.
— Ты уверена, что… То есть… — Андрей замялся. Черт. В какую дурацкую ситуацию он попал. Вы никогда не пробовали спросить у собственной жены: «Ты уверена, что вчера дома был именно я, а не кто-то другой, только похожий на меня?» — Как я себя вел?
— Нормально. — Татьяна пожала плечами.
— Мы не разговаривали?
— Нет. Ты прошел в кабинет, минут через пятнадцать вышел и… все. А в чем дело?
— Да так. Ни в чем.
— Лучше скажи мне, из каких денег ты собрался платить за машину?
— А я не… — Андрей вовремя сообразил, что в свете последних событий его рассказ о Светланиной «гуманитарной помощи» будет выглядеть по меньшей мере двусмысленно. — У нас же есть деньги?
— Да, но мы откладывали на новую машину. А теперь придется платить еще и за ремонт «Нюськи».
— Тань, а что я должен был делать?
— Тебе следовало дождаться ГАИ.
— Следовало. Не дождался. Что теперь?
Татьяна молча смотрела на него. По ее лицу было видно, что тон мужа ей неприятен. Похоже, она обиделась. Но Андрею сейчас вовсе не хотелось выяснять отношения.
— Если кто-то позвонит, отвечай, что я поехал в сервис.
— Только что звонили ростовчане, — сухо сообщила Татьяна. — Они подъедут к трем часам дня. Постарайся не опоздать.
— Постараюсь.
На лице Андрея застыло угрюмо-упрямое выражение. Целеустремленно, как солдат, бросающийся под танк, он прошел через зал, скатился по ступеням и оказался на стоянке. ТриТэ копался под капотом «Нюськи».
— Ну что? — спросил Андрей, подходя ближе.
— Пусто, — ответил тот, выпрямляясь, вытирая руки тряпкой. — Машина чиста, как первый снег.
Он положил тряпку рядом с аккумулятором, закрыл крышку капота.
— И что мне теперь делать? — Андрей не без смущения понял, что вопрос прозвучал чересчур резко и раздраженно. Ему стало неловко. Человек старается, помогает, так на него же еще и собак спускают. — Извините, нервы шалят.
