— Хочешь, значит делай, и сейчас! А будешь ждать —
умрешь.
Мы убрали со стола.
— Пойдем прогуляемся, — предложил
Заратустра, — ты покажешь мне дачный поселок.
Я, разумеется, согласился, и мы отправились.
О презирающих тело
Мы проходили мимо соседского дома. К забору на короткой,
истершейся веревке был привязан огромный ньюфаундленд. Хозяева почти не
ухаживали за псом, разве что кормили его время от времени. Грязная шерсть его
давно выцвела и свалялась, из глаз тек серый, сохнущий гной, подушечки на лапах
растрескались. Он зарывался в песок и лежал так целыми днями.
— Зачем они привязывают дохлых псов? — спросил
меня Заратустра.
— Это не дохлый, это спящий пес, — ответил я
многозначительно, но голос мой оборвался. — Просто никому нет до него
дела. Хозяева каждый год снимают здесь веранду. За десять лет они, кажется,
даже не гуляли с ним ни разу. Он всегда лежит тут один, привязанный.
Заратустра пожал плечами, отвернулся и так говорил со мной:
«Люди обращаются с телом своим, как хозяева эти с псом. Но
разве же тело свое для человека — "пес"?
Радуется тело, желает тело, наслаждается тело — разве же
«пес» оно для человека, а не сама его жизнь?
Природно тело ваше, как и всякое существо живое. И хочет
жить существо всякое, ведь оно живо. Ибо живо лишь то, что хочет, и хочет лишь
то, что живо.
Но телу вашему запрещено хотеть, ведь есть господин у тела
вашего, господин, что решает и думает, что решает.
Он устанавливает порядки, он дозирует желания тела, ибо сам
он не может хотеть, а может только хотеть хотеть, но это не то же самое, что хотеть.
Как же зовут господина вашего, царя над телом? Кто-то духом
зовет, кто-то разумом кличет этого глиняного Колосса, на земле, да не из земли
стоящего.
И песни слышны во славу гиганта этого, и оды слагаются в
честь его, и передаются псалмы эти из уст в уста, как ритуальные поцелуи.
Но чем громче поете вы во славу господина вашего, тем
очевидна мне более смехотворность фарса этого, где царствует марионетка!
Ибо Колосс ваш — не колосс, а кукла послушная в руках
добродушного великана, имя которому — тело. Никуда не уйти вам от тела вашего,
оно же идет!
Восхваляйте Колосса своего, я буду смотреть, как торжествует
в раззолоченной темнице своей попранное невежеством тело!
И знайте же, что торжество разума вашего — начало его конца
и вершина падения. Ибо рожден он страхом, а обманом побирается, тело не сможет
он обмануть, но вас обманет!
Всегда мне смешон король был, думающий, что повелевает он
народом своим и своим государством. Пусть бы это и было так, но какой смысл в
этом, если даже над жизнью своей король тот не властен?
Но кому верите вы, разумные, телу или разуму вашему —
делающему или представляющему? Верите вы тому только, что можете вы понять, а
потому верите вы разуму своему, который сами же вы и создали, страшась
неизвестности.
Играете вы в игру: сами загадываете себе загадки, и сами же
на них отвечаете. Ну, так верьте же разуму своему и презирайте же тело ваше, вы
ведь хотите смерти! И она будет вам, это игра ваша!
Не можете вы телу своему поверить, ибо скрыто оно от разума
вашего, а нельзя понять бытие, будучи порождением бытия. То же, что не понимает
разум ваш, того и не существует для вас. А может он понять только себя самого,
и только!
Рожденное бытием способно лишь ощутить бытие, но разве может
оно ощущать разум? Вы же считаете ощущение свое незначительным. Но не потому
ли, что оно огромно? Дабы скрыть малосильность свою, для сохранения тщедушной
гордости вашей, воспеваете вы свое понимание!
Отказались вы от тела вашего и предали тем тело свое,
презрели его в мнимом величии разума вашего. Так живите ж без тела! Отчего
пользуетесь вы им?!
И не совестно вам, перебежчики, за счет нечестивца жить
гадкого, что желаниями полон постыдными? Бессильны вы телом быть и потому
понукаете им, так ведут себя немощные, имя чье — моралисты!
Разум возник, чтобы жить помочь телу вашему, вы же из
защитника благородного тюремного смотрителя сделали, а из смотрителя — палача!
Такова благодарность ваша, такова изнанка!
Но трусость ваша сильнее глупости вашей, созидая правоту
свою, бессильны вы следовать ей до конца! Не решились вы убить тело ваше, а
потому просто изгнали его. Теперь не живете вы, а думаете, и думаете, что
живете.
Только тело и живет в мире, а разуму нет в нем места! Как
паук, плетет он свою паутину, но ведь сам он и есть своя паутина. И никчемнее
разум ваш паука хозяйственного, бессильный поймать даже муху!
Тело — вот что реально единственно, вот свет подлинный и
царство жизни! А разум ваш — лишь два зеркала, что глупо заглядывают друг в
друга и смеются гортанными спазмами, словно умалишенные.
Безумие — то не отсутствие ума, страшащиеся, безумие — это
отрицание ваше тела вашего, тела, которое отправили вы в отставку!
Безумный, разумом своим повредившийся, ищет спасения себе от
страха своего. С помощью разума ищет он пути бегства. Но разум его — страх, ибо
не может разум хотеть. Право, нет безумного больше, чем умник!
Страх — следствие то и признак желания мертвого. Желание —
жизнь, когда же не можешь желать, то боишься жизни и бежишь от нее, как
тонкокрылая саранча. Таков разум! Не живете вы, насекомые, но содрогаетесь в
проталинах топких разума вашего!
Страшащиеся, вы тело запугивали! Пугливые, нашли вы себе
козла отпущения! Испугали вы тело свое смертью, ему неведомой. Как же сладко
вам личинки страха высиживать!
Тело живет в существующем, а поэтому не знает оно смерти. Но
были вы немилосердны в ненависти вашей к телу, завистники, желать неспособные,
запугивали вы его смертью!
Морили вы тело свое страхом, запрещали желать ему, и оно
испугалось. Оно испугалось вас, страшащиеся! И тогда покинули вы тело свое, ибо
не любите вы слабых, будучи слабыми.
Гордые, вы ушли восвояси, но испытали ужас тогда желания
мертвого. Утратили вы опору, утратили основание, ибо с желанием вашим и жизнь
вас покинула. Теперь же былинки вы слабые, гонимые ветром. Нет вам пристанища,
нет вам покоя, и вечная смерть вам, отступники!
Думали вы, что избавитесь от желания и покой обретете, но
обрели вы смерть! Думали вы, что есть у вас «Я», но знайте же теперь: было у
вас только тело, но и его умудрились потерять вы, разумные!
"Я" ваше — порождение страха вашего смерти, и чем
больше «Я» ваше, тем более страх. Но так радуйтесь же теперь, ибо вы не можете
умереть более, во веки веков, ибо вы уже умерли!
Считали вы тело ваше ртом лишним, так знайте же, что его рот
— это ваш рот! Казалось вам, что кормите вы кукушонка чужого, так знайте же: вы
и есть кукушонок тот! Думали вы, что тело — низ, а разум — верх. Хорошо же,
теперь вы внизу, озритесь, безумные, — это разум!
