«Тебе приснился дурной сон. Это только сон. Просыпайся!
Просыпайся, утро зовет!»
Пробуждение
«Человечество всегда искало себе путь, — рассказывал
мне Заратустра. — Желание найти верную дорогу заманчиво, но нелепо, ибо
критериев нет. Впрочем, я знаю один — радость, а все остальное ничего не стоит!
О многих путях можно было бы рассказать. Многие дороги были
опробованы человечеством, но все пустое!
Все пути эти сводимы к трем: можно овладеть, уподобив себя
чародею, можно отдаться, слившись с желтой пустыней, или стыдливо задавить в
зародыше все — и мужское, и женское, и бесполое.
Впрочем, все эти дороги называли вы мужеством, ибо нет для
трусливого способа лучшего, чем оправдать себя благородством!
Не зная себя, не видит человек и своего места, а место его
особо. Велик человек, нет нужды ему ни овладевать, ни отдаваться, и уничтожать
ему нет нужды, может он без насилия над самим Собой и без суеты трусливой
иметь, быть и использовать, ибо он имеет, является, и все дано ему!
Зачем же путь ему, зачем искать несуществующую дорогу? Разве
сам он, человек, не есть созидающееся, ибо он — сама Жизнь!
Печальны бесконечные поиски человеческие. Разве же человек
потерял что-то, чтобы искать? Напротив, теперь переполнен он и погребен под
ворохом человеческого.
Не потерял он и самого Себя, да вот только не видит за
пустотой собственных дел. Разглядеть самого Себя — вот о чем говорит
Заратустра!
Хватит искусственного, хватит привнесенного, ведь беда
подлинная не в недостатке форм, беда в не использовании дарованного!
Идеи отвлекли человека от жизни, пустота нарождается, а
существующее не созидается, но прозябает и чахнет.
Хозяйству нужен хозяин рачительный, а не хранитель, И хозяин
подлинный — не паразит, аскариде подобный, но пекущийся о хозяйстве своем.
Идеи отвлекают человека от жизни, ибо они выбрасывают его из
самого Себя, словно дурного пьяницу из грязного кабака, и так теряет он не
только опору, но и саму Жизнь, окутанный царством иллюзии!
Гордится человек несовпадением своим с самим же Собой, в
этом видится ему его подвиг, ибо так находит он себе предмет для дел и дорогу,
по которой идти можно вечно!
Но вынесите центр тяжести за пределы предмета любого, и он
упадет! Куда же идти лежащему? Великое дело — создавать проблемы себе, чтобы
решать их: переливать из пустого в порожнее! Отчего так никчемно проводит
человек свою жизнь? Оттого, что он одинок!
От одиночества своего подменяет человек иллюзией жизнь
реальную, от одиночества! И оттого становится безвозвратно он одиноким!
Не самого Себя следует искать человеку, но Другого, ибо лишь
через него и обретет он себя Самого!
Почему же Другой страшит человека? Лишь оттого, что сам Себя
он боится!
Принимая самого Себя, следует идти человеку к Другому, а не
через тернии иллюзий своих — вот единственный путь, что не в движении, а в
остановке!
Одиночество — вот апокалипсис мира этого, таким видит его
Заратустра глазами, полными слез!
Нет, не исходит из уст моих меч, острый с обеих сторон, но
шепот дыхания моего, что разделить хочу я с Другим, ибо Мир создан для Двух!
Зачем же мне драгоценные звезды и небеса беспредельные,
зачем мне богатства несметные, знания власть и бессмертие истины, зачем мне
наслажденья телесные и благость вселенной, зачем мне все это, если нету со мною
Тебя?
Просыпайся!»
Праздник осла
Странное существо этот двуглавый осел, странное. С самим
собой вечно ведет он речь, сам с собой разговаривает. Так множит он свое
одиночество, ибо даже в одиночестве своем не может он быть одним — самим Собою.
Сколько жарких баталий разгорается в этом странном существе!
Сколько щекочущих душу побед, неожиданных поражений и восторженных до жгучих
слез примирений знает его ослиная жизнь! Упрямый, что бы ни происходило, он все
продолжает и продолжает это внутреннее говорение, перемалывая в пустоте кости.
Должен он чувствовать себя при деле, а иначе — с чем он
останется? Что делать ему, замкнутому в самом себе, если не слышит он Других, а
потому и не знает, что Они — эти Другие - есть? Вот и найден смысл
бессмысленности: да, он будет говорить сам с собою!
Есть дело, если есть занятие. Дело ради дела, руки должны
быть заняты! Не скуки боится двуглавый осел в глубине существа своего, но
узнать, что дела его пусты и бессмысленны. Не страшно голому королю замерзнуть,
страшно признаться!
Страшные истории может рассказать себе этот осел, и сам
испугается, причем по-настоящему! О великих свершениях может он поведать себе и
тогда исполнится благородным духом! О блаженных островах он придумает себе
дивные истории, чтобы не было ему страшно, чтобы было ему, во что верить и к
чему стремиться!
Но не знает этот осел ощущений, не проживает он своей жизни,
ибо слова мертвы! Не проживает он, но пережевывает: говорит он и боится
молчания!
Чувства — вот что заменило ослу ощущения, ибо чувства его
говорят! Капустные поля чувств наполняют жизнь его смыслом, однако листья на
кочанах пожухнут, а кочерыжка слишком груба и для его желудка.
И даже зная, что следует ему молчать о том, о чем не может
быть сказано, будет он говорить все равно, не прерываясь ни на секунду, ибо в
говорении своем ищет он защиты от самого Себя! Чего же стоит вся эта жизнь,
жизнь того, кто не живет вовсе?
Страх осла неоправдан, но и не иллюзорен, ибо в пространстве
страха чувство и слово становятся ощущением. Потому страх свой должен лишить он
слов, пережить до конца и узнать, наконец, что нет у страха этого основания. Но
не может осел, ибо он говорит!
Осел говорит, но Другой не может сказать ослу двуглавому
ничего, ибо третий — лишний, и всякий разговор идет с глазу на глаз! А потому,
пока сам он не замолчит, будет осел этот — невменяем и глух, как токующий
тетерев. Но не на свадьбе токует эта странная птица с длинными глухими ушами, а
на панихиде, ибо вокруг него покойники да души их спиритические!
Таково безумие осла двуглавого, такова природа бреда его,
называемого «внутренней жизнью»! Но Жизнь не бывает внутри, а потому следует
ему знать, что заложник он внутренней смерти, и разговаривает он с мертвым!
Празднует осел двуглавый праздник свой вечного одиночества!
Заратустра зовет праздник этот поминками, но большего не может сказать он ослу,
ибо осел этот, говорящий внутри себя самого сам с собою, его не услышит!
Я завяжу уши свои узлом, крест-накрест!
Песнь опьянения
Мы возвращаемся. Под нами акварельные облака, а наверху,
наверху только небо — спокойное, покатое, сюрреалистическая голограмма света…
