Марина высвободилась из его рук, отошла к окну, покрутила стоящий на подоконнике горшок с фиалками и вдруг с размаху швырнула его об пол. Керамика разлетелась по всей кухне вместе с землей и ошметками цветка.
Пнув какие-то попавшиеся на пути останки, Коваль ушла в спальню, бросилась на кровать, накрыв голову подушкой.
«Нет, он точно спятил! Уж не знаю, что там случилось в этом его сервисе, но понятно, что ничего хорошего. Следовательно, опять у меня голова будет болеть, как вытащить упертого любовника из неприятностей».
А в том, что они непременно последуют, Марина уже и не сомневалась.
– Марина Викторовна, – в комнату заглянула Даша. – Егора кормить и спать укладывать?
– Нет, я сама.
«Хоть чем-то займу себя, пока этот придурок пытается разобраться со своими косяками».
Егор уже сидел в своем стуле, возил ложкой по тарелке с овощами и куриной котлетой.
– Не ешь? – Марина села рядом, взяла у него из руки ложку, но Егор надулся, пришлось вернуть. – Тогда не сиди, кушай.
Пока сын пытался справиться с ужином, она рассеянно наблюдала за ним, подперев кулаком щеку. Растет парень, совсем уже самостоятельный стал. Так и не заметишь, как станет совсем взрослым и тоже начнет корчить из себя большого и важного.
Выкупав и уложив Егорку, Марина долго сидела в детской у его кроватки, держа маленькую ручку в своей. Да, это не она родила Малышу сына, но он все равно ее ребенок, только ее… Важно ведь не кто родил, а кто вырастил. И она все сделает, чтобы Егорка вырос нормальным, хорошим человеком, чтобы образование получил, чтобы нашел место в этой жизни. Чтобы был похож на своего отца… Не на Женю Хохла, которого зовет папой, а на настоящего, родного отца Егора Сергеевича Малышева. Как бы она хотела, чтобы маленький Егорка походил на него абсолютно, чтобы имел его манеры, привычки! Только сейчас Марина начала понимать, как была порой несправедлива и бессовестна, заставляя страдать любимого человека, когда предъявляла ему какие-то претензии, фыркала и демонстрировала свой отвратительный характер. Если бы вернуть все назад, она ни за что не повторила бы этих ошибок и их жизнь не пошла бы кувырком из-за ее любви к неприятностям. Но, как говорится…
– Марина Викторовна… – в чуть приоткрывшуюся дверь детской протиснулась голова Севы. – Там мобильник у вас надрывается…
– Спасибо, иду.
Наклонившись над спящим мальчиком, Марина осторожно поцеловала его в щечку, поправила одеяло.
– Спи, мой родной.
Мобильник валялся в спальне, Коваль взяла его и удивилась – двенадцать пропущенных вызовов! «Кто это домогался меня так настойчиво?» Оказалось, Бес. «Ну а ему-то что надо поздним вечером? Замучил, запойный черт».
Но перезвонить все же пришлось: вдруг что-то важное?
– Наковальня, ты чего трубку не берешь? – голос был абсолютно трезвым. – Я уж напугался – не стряслось ли чего!
– Не стряслось. Что тебе?
– Ветка очнулась, Наковальня, – выпалил Гришка, и Марина взвизгнула:
– Так чего молчишь?!
– Говорю же – дозвониться не мог. Она буквально через пару часов после твоего отъезда глаза открыла, попросила пить, – взахлеб рассказывал Бес, радуясь, как ребенок. – А к вечеру уже даже поела немного. Там пацаны мои с ней, сиделку я нанял, сейчас сам поеду, ночевать останусь.
Вот чего не отнять было у Григория при всей его пакостной натуре, так это умения наплевать на все понятия и поступить так, как мозги подскажут. Кто еще в его положении поехал бы на ночь глядя в больницу, чтобы сидеть у постели еле живой любовницы? А ему все равно: хочет – едет.
– Гришка, я тоже приеду, – решительно сказала Марина. – Через час буду.
– Зачем? – удивился он.
– Она моя подруга, Гриша, и не забывай – она лежит сейчас в таком состоянии из-за меня. Если бы не Ветка…
– Все, я понял. Приезжай, тебя встретят.
Положив телефон на кровать, она пошла в гардеробную, откуда через десять минут появилась в джинсах и свитере, с подобранными кверху волосами. Сбежав по лестнице, нашла в гостиной Севу с Геной – было еще одиннадцать часов, и охранники не уходили к себе, зная, что Хохла дома нет.
– Сева, ты остаешься с Егором, Гена, машину к крыльцу. Никого не берем, за руль сама.
– Куда вы, Марина Викторовна? – Сева любил вступать в полемику, и это было огромным минусом.
– Туда, где сейчас меня нет! – отрезала Коваль. – Если Хохол вернется раньше меня, так ему и передай.
Набросив короткую норковую шубку, она взяла второй комплект ключей от джипа и пошла во двор. Гена уже стоял возле «Хаммера», поправляя шарф под распахнутым пальто. Такой представительный телохранитель иной раз превращался в проблему – слишком выделялся из толпы, и люди автоматически начинали искать того, кого охраняет этот высокий широкоплечий товарищ.
– Гена! – поморщилась Марина. – Мы едем в больницу, а не на прием в мэрию. У меня рядом с тобой постоянно возникает комплекс неполноценности – мне кажется, что я как-то не так выгляжу.
Гена улыбнулся и открыл ей дверку, но слова никак не откомментировал. Марина натянула тонкие кожаные перчатки, положила руки на руль.
– Ну что, Гена? Прокатимся?
– Не вопрос. – Генка, пожалуй, был единственным, кто не покрывался испариной от ее езды и навыков вождения, а потому и не возражал, когда Марина сама садилась за руль.
Поморгав фарами высунувшемуся из сторожки Коту, чтобы открыл ворота, Коваль вырулила на улицу и понеслась по направлению к трассе. Повалил снег, крупные хлопья ложились на стекло и капот, Марина включила «дворники», разгоняя искрящиеся снежинки по сторонам.
Ну, видимо, полоса невезения в жизни временно подошла к концу – она сумела остаться в живых после близкого знакомства с Кадетом и его ребятами, сохранить свой футбольный клуб, да и подруга единственная наконец-то пришла в себя. Хорошо бы, чтобы это везение сохранилось подольше…
На больничной парковке Коваль сразу приметила два Гришкиных «крузака», в одном из них сидели трое. Припарковав свой «Хаммер» рядом, она вышла и постучала в стекло:
– Хозяин где?
– Здрасте, Марина Викторовна. – Гришкины бойцы выскочили, как по тревоге.
– Бес в больнице, – ответил самый старший. – А мы вас ждем – он велел проводить.
– Так провожай, не лето на улице.
Они поднялись в хирургию, где сидящая на посту сестричка не посмела даже рта открыть, когда они втроем прошли мимо нее в палату, где горел свет. Бес расположился возле кровати, на которой полусидела Ветка, бледная и похудевшая. В углу палаты маялся Бармалей, у двери – двое молодых. Увидев Марину, они вопросительно посмотрели на Гришку, и тот недовольно бросил:
– Че вылупились? Не узнали?
