– Моя жена? – капли пота на лысине высохли, будто кто их языком слизнул, и на ней появились красные пятна. – Моя жена… Она… Она вот… Вот в кресле, курит!
Раздался сдавленный вздох молодой женщины, что цеплялась за его рукав. Прямо как бухгалтерша за ее бывшего, честное слово. Она откачнулась от неверного, видимо, предавшего ее, сожителя. Всхлипнула неестественно громко, как-то неподобающе обстановке, потом отчетливо прошептала:
– Гадина лысая…
И убежала куда-то по лестнице на второй этаж.
А та дама, что сидела возле окна и курила тонюсенькие черные сигаретки, вдруг захохотала. Это было неприлично. Это поняли все, даже жестокосердная следовательша из прокуратуры скривила рот. Но даме, видимо, было все равно, что о ней подумают. Она нахохоталась, выудила из красивой коробочки очередную сигаретку, прикурила, затянулась и сдавленно промурлыкала сквозь затяжку:
– Спасибо, милый…
Интересно…
Ее самодовольный смех вывел из горестного клинча и вдовца, если это, конечно, был он. Ладони поползли вниз, руки упали на растопыренные коленки, невероятно красивое лицо мужчины казалось помертвевшим, но глаза при этом оставались сухими. Сухими и растерянными какими-то. И почему-то, когда Наталья вошла, он не сидел подле трупа жены, не рыдал, не бесновался, он сидел на диване в окружении гостей Виктора Ивановича. Почему? Уже успел насидеться подле умершей жены? Его от нее оттащили и силой усадили на диван? Или он вообще не подходил к телу?
Интересно…
Одной из присутствующих явно было нехорошо. Она была сильно бледна и с трудом удерживалась на ногах. Ей бы присесть, но мест свободных почти не было. Кресло возле окна занимала жена хозяина. К стульям возле стола нельзя было подойти, не перешагнув через труп. На втором кресле громоздились какие-то коробки, может, подарки, может, еще что. Оставался наполовину свободным диван, где горевал вдовец. Мог бы и подвинуться, и усадить с собой рядом молодую женщину, которой было плохо. Мог бы, и труда ему это не составило бы, но…
Но спутник дамы, которой было нехорошо, очень крепко держал ее под руку. Наталья поклялась бы, что он своей хваткой даже делает той больно. Она подметила: как его рука шевельнется, так женщина вздрагивает и кривит губы.
Это что же? Не пускает на диван? Почему? Потому что мужчина, занимающий добрую его половину, теперь вдовец? Потому что тот – очень красивый вдовец? Или вообще желал держаться подальше от всей этой грязной истории с отравлением?
Интересно…
Еще одна молодая пара привлекла внимание Натальи. «Они не были мужем и женой», – почему-то сразу подумала она. И не потому, что на их безымянных пальцах отсутствовали обручальные кольца, а потому что вели себя эти двое очень уж странно.
Как шкодливые подростки вели они себя. Всех поочередно оглядывали, тут же делились мнением, шушукались беспрестанно, прыскали в кулаки. Что же их так могло забавлять? Поведение окружающих? Или их неожиданному веселью способствовал тот факт, что Вова Лесовский в туалете наткнулся на бычки с травкой? Кто они хозяину дома? Почему они здесь? Их возраст много ниже всех здесь присутствующих, чего тогда они тут забыли? Кстати, эта веселящаяся девушка похожа на одну из дам, здесь находящуюся. И почему она подмигивала вдовцу, стоило его ладоням сползти с лица?
Интересно…
– Господа, я попрошу вас пройти в соседнее помещение и ждать там. Я буду вызывать вас по очереди. Виктор Иванович, вы поможете гостям?
– Идемте в бильярдную, господа!
Хозяин призывно распахнул двери смежной комнаты, тут же подскочил к курившей возле окна жене, поправил бретельку на ее платье, прикоснулся к голому плечу губами и проворковал, не особо стесняясь присутствующих:
– Муся моя, следуй за мной, дорогая.
«Ладно, пускай ведет ее», – решила Наталья. Поговорит с ней позже. Женщина, похоже, не добрая и не в меру цинична, эта – если не замешана в преступлении – спуску никому не даст, по всем частым гребнем пройдется. И к ее информации надо быть подготовленной. Хотя бы узнать, кто с кем пришел и кто кому кем здесь приходится…
Пока она допрашивала гостей и хозяев дома, Вова с оперативниками из райотдела осмотрел весь дом и территорию вокруг него, насколько это позволяла сделать темнота приближающейся к финалу новогодней ночи.
– Чисто, – шепнул он ей на ухо удрученно. – Ничего! Ни пузырька подозрительного, ни пробирки, ни пакетика с остатками кристаллического вещества.
– Не умничай! – одернула его Наталья. – В мусорный контейнер заглядывали? В почтовый ящик, тот, что на заборе?
– Обижаешь! Первым делом. – Вова с сожалением осмотрел новогодний стол с закусками. – Сколько жрачки пропадает, а, Наташ?
– Ну-ну, хочешь рядышком улечься с погибшей, отведай, пожалуй, – она ухмыльнулась, провожая взглядом вдовца, разговор с которым оказался совершенно безрезультативным. – Никто ничего не видел, не знает, не слышал и не заметил. Все веселились, пили, смеялись, танцевали, и только! Никто никого не хотел отравить! Самое странное знаешь что?
– Что?
– Никто из гостей до последней минуты не знал, что погибшая будет здесь этой ночью. Вдовец собирался прийти один.
– Да ну!
– Вот тебе и «да ну»! Он сам сказал, что мотива убить ее ни у кого не могло быть. А если и был, то… То никто не мог знать, что она здесь будет. Значит, не мог заблаговременно запастись ядом.
– Он-то знал! – возразил Лесовский.
– Он знал, выходит, что он один только и знал. Зачем он мне тогда сказал об этом? И даже сказал, что ему другая женщина была приготовлена на эту ночь. Как думаешь, кто?
– Не знаю. Все вроде парами были.
– Все, да не все. Жена хозяина дома пришла одна.
– Пришла? Как это пришла? Она же хозяйка!
– Была когда-то! А теперь ее место молоденькая девчурка заняла, видал давеча, как вспыхнула, когда Виктор Иванович своей супругой назвал ту, которую сам же и выгнал.
– Выгнал? – эхом отозвался Вова. – Вот это треугольник! Может, ошибочка с отравлением-то вышла, а, Наташ? Может, эти две дамы, соперничая за лысого, друг друга хотели травануть, а попалась вот эта красотка?
– Может, ошибка, а может, и нет. Конечно, личную неприязнь этих двух соперниц со счетов сбрасывать нельзя, но… Не дает мне покоя спокойствие этого Кагорова.
– Это у нас вдовец?
– Он самый. Ну, такой уравновешенный. Такой стойкий. Его жена отравлена, а ему будто и дела нет. Знаешь, могу поклясться, что в тот момент, когда я поймала его взгляд, обращенный на покойную, в нем таилась брезгливость. И ничего более! Словно бы ему хотелось, чтобы она поскорее исчезла с глаз долой!
– Думаешь, он? – Вова недоверчиво покачал головой. – Глупо, Наташ! Он один знал, что придет с супругой, раз ему женщину приготовили на ночь. Он один тогда, выходит, мог заранее запастись ядом. Не голуби же почтовые его сюда поставляют, правильно?
