– А теперь, господин хороший, – сказала она, – если ничего не имеете против, я хочу получить свои деньги.
И в этот самый момент кто-то сильно ударил меня по затылку, и перед глазами у меня разом вспыхнули все звезды неба.
Глава 28
Воспоминания Джеба
Я признался О’Коннору в том, что замыслил, опустив ключевые детали, которые, как мне было известно, утомят этого человека, способного задержать свое внимание на чем-то одном не дольше газели. Мой рассказ произвел на него впечатление, поэтому он передал Генри Брайту, что меня нужно оставить в покое, чтобы я продолжал свою отдельную линию расследования; Гарри Дэм займется Скотланд-Ярдом и будет оперативно тушить все возгорания. О’Коннор также договорился о встрече с человеком из нашей газеты, освещавшим военные вопросы, который был на дружеской ноге с некой августейшей особой по имени Роберт Пеннингем. Этот Пеннингем, для близких людей просто Пенни, на протяжении долгих лет освящал деятельность военного ведомства в «Таймс» и побывал на стольких войнах, на скольких не побывали и многие прославленные генералы; в частности, поговаривали, что он неофициально скакал в атаку рядом с Кардиганом под Балаклавой. Пеннингем знал все, что только можно было знать о войнах, ведущихся вооруженными силами Ее Величества по приказам из похожего на свадебный торт здания на Уайтхолле под названием Камберленд-хаус.
Пенни понравился мне с первого взгляда. Шумный невежа, грубиян, весельчак, импозантный, но с добрым сердцем; и он пил, как рыба, в заднем зале питейного заведения под названием «Перо и пергамент» на Флит-стрит, где, по слухам, мистер Босуэлл записывал слова доктора Джонсона
[46]. Судя по старинному духу заведения, такое вполне возможно, и я был готов стать для Пенни его Босуэллом.
Он пил из огромной оловянной кружки с золотой надписью «47-й Ланкастерский пехотный полк». Несомненно, с этой кружкой была связана какая-то история. Больше того, я полагал, что Пенни – это ходячий Кентербери, полный рассказов о жизни на полях сражений и в казармах
[47].
– Ну да, да, я знаю одного человека в военном министерстве. Во время зулусской кампании я сделал его героем, хотя на самом деле он болван и недотепа. Я был знаком с его отцом и не мог подвести этого бывшего старшего сержанта. Благодаря моему отчету о событиях этот человек получил награды и чины и в настоящее время занимает одну из ключевых должностей в Камберленд-хаус, где все проходит через его стол. Его влияние выходит далеко за рамки его чина, и он может разнюхать все что угодно. Если я его попрошу, он сделает все за день-два, ради меня и одного меня. Но все-таки откройтесь, молодой человек, зачем вам все это понадобилось?
Мне казалось, я уже все объяснил, но, похоже, это было не так; по крайней мере, мои разъяснения были недостаточно понятными, или, точнее, недостаточно понятными для Пенни, или же он в тот момент просто не обращал на меня внимания. На этот раз Пенни слушал меня внимательно, и я повторил то, к чему пришли мы с Дэйром, и то, что сказал О’Коннору, остановившись в последнем шаге от нашей конечной цели. Я сказал, что «источник» в университете изучил собранную мной информацию, не догадываясь о том, что я описываю Потрошителя, и заключил, что все преступления несут печать многоопытного военного, обладающего определенными качествами, разведчика, рейдера. Я рассчитывал выйти на людей, сведущих в этой области военного ремесла, выложить перед ними все, что у меня есть, и посмотреть, увидят ли они что-нибудь знакомое; хотелось надеяться, что они направят меня в нужную сторону. Если Пенни не догадался, что именно эти люди и окажутся подозреваемыми, тем хуже для него; но тем не менее он все равно ответил не сразу.
– Понимаете, армии это совсем не нужно. Подобные сведения могут оказать помощь врагу – не важно, сейчас или в будущем.
– Я все это понимаю, мистер Пеннингем, – сказал я, хотя на самом деле до сих пор не задумывался об этом, ибо меня никогда особенно не волновал престиж империи. – И я могу заверить вас, что этот интерес сугубо внутренний, и касается он только одного: нашего Джека. Единственная заинтересованная держава – это Уайтчепел и тысяча двести населяющих его проституток.
– Они такие же граждане нашей империи, хоть и не платят налоги, и они заслуживают такой же защиты, как и генерал-майор, окруженный уланами. Не буду утверждать, что за свою долгую бурную жизнь у меня не было приключений такого рода, поэтому негодования оскорбленной морали вы от меня не услышите.
– Я видел трупы, мистер Пеннингем, искромсанные, словно под перекрестным огнем в Балаклаве.
– Ну, хорошо, вы меня убедили.
– Значит, вы мне поможете?
Пенни задумался, прищурившись потягивая пиво, и наконец сказал:
– Ну, хорошо, хотя бы потому, что, на мой взгляд, вы отменно поработали, а мне нравится смотреть на то, как профессионал подает новости. Вы отвесили этому олуху Уоррену несколько хороших оплеух. И вы ни в коем случае никому не назовете мое имя, это понятно? Я не могу выдать своего знакомого, поэтому и вы не можете выдать меня.
– Договорились, – сказал я.
***
Довольный собой, я направился обратно в редакцию; шел легким шагом, пританцовывая, чуть ли не вальсируя, полный любви, но не к женщинам, а направленной на себя, на Джеба, героя саги о Джеке, и я был так влюблен в себя, что не обращал внимания на то, что вокруг. Через несколько дней Пенни даст мне список, мы вместе с профессором Дэйром каким-то образом изучим жизнь каждого человека из этого списка, и, конечно же, если один из них окажется Джеком, признаки этого будут видны невооруженным глазом. Мы известим кого-нибудь в Скотланд-Ярде, кому доверяем – в первую очередь я подумал о Россе, – и он устроит встречу с таинственным инспектором Эбберлайном, после чего будет расставлена ловушка. Захлопнется ловушка после обыска, в ходе которого, несомненно, будут найдены нож, окровавленная одежда и даже, с Божьей помощью, обручальные кольца Энни, или, как называем мы их в «Стар», «ОБРУЧАЛЬНЫЕ КОЛЬЦА ЭННИ». И тогда весь мир будет принадлежать нам. Я стану знаменитым, передо мной откроются все двери, мой добрый друг профессор Дэйр получит кафедру в любом колледже Оксбриджа, в каком только пожелает, а Дерзкий Джеки отправится в долгий путь к виселице, к всеобщей радости. Быть может даже, сотворенные им ужасы, и без того страшные, прольют достаточно света на жуткую действительность Уайтчепела, и это пойдет на благо его населению, особенно труженикам Энджел-элли и Фэшн-стрит.
Да, я был безмерно доволен собой и…
Внезапно чья-то тяжелая рука опустилась мне на плечо.
