— Не кричи, — поморщилась Алка, потом, внимательно присмотревшись к нему, спросила. — А у тебя есть дети?
— Почему ты спрашиваешь?
— Я думаю, что нет, — сделала вывод она. — Иначе ты не стал бы подвергать их такому риску.
— Но я должен был бы обеспечить их будущее, — возразил Давид. — Причем безбедное…
— На крови?!
— Прекрати!!!
Видя, как гневно сверкают его глаза, Алка прикусила язычок. В конце концов не ее это дело…
Давид встал и принялся выкладывать мясо на глиняное блюдо, обильно посыпая его зеленью. Жестом пригласив ее к столу, он уселся и в полнейшем молчании приступил к трапезе. Погрузившись в раздумья, он, казалось, перестал обращать на нее внимание.
Обиженно пожав плечами, Аллочка уселась напротив. Посылая в рот кусок за куском сочную зайчатину, она дивилась превратностям судьбы.
Вот сидит перед ней совершенно чужой человек. Причем наверняка отправивший на тот свет не одну душу, а ей по-своему жаль его.
И не столько жаль, сколько неприятно видеть его прижатым к стене. Она отдавала должное его выдержке — даже в такой ситуации он сохранял присутствие духа. Но что-то точило его изнутри. Какой-то червь сомнения пожирал его, и она хотела выяснить — что это?
Немного поерзав, она решила наконец прервать гнетущую тишину:
— Давид, выходит, охота за тобой идет сразу по двум направлениям?
— Выходит, — неохотно буркнул он. — Давай не будем об этом.
— Еще скажи — не женское это дело! — вспылила Алка.
— Конечно, не женское…
Сверкнув в его сторону глазами, она выскочила из-за стола.
Проводив ее взглядом, Давид невесело усмехнулся. Меньше всего ему хотелось подвергать ее опасности, но уж если так сложились обстоятельства, нужно постараться уберечь ее хотя бы от лишних волнений.
Не мог он сказать ей сейчас, что у него на подозрении человек, которому раньше, не раздумывая, доверил бы свою жизнь…
— У моего хозяина проблемы… — пристально глядя в глаза сидящему напротив, сказал наконец Косой. — Мне надо узнать: кто за этим стоит?
— Хм-м, — покачал головой его собеседник. — Все хотят узнать… А почему бы ему за бугром не отсидеться, пока все утихнет? Что голову в пекло совать?
— Не такой он человек… К тому же гадину лучше убить в зародыше…
— Что он всегда и делал… Помню, помню, — он закурил и, выпуская дым к потолку, хитро прищурился. — Только на этот раз все гораздо сложнее.
— Сколько ты хочешь?
— Я не сказал, что я что-то знаю…
— Сколько ты хочешь за то, что знаешь? — оборвал его Косой на полуслове.
Собеседник, стряхнув пепел, на мгновение задумался, потом вздохнул и молвил:
— Я его должник до гробовой доски…
— С чего это? Почему я не знаю?
— Ты сидел в то время, — глубоко затянувшись, он грустно посмотрел на Косого сквозь сизый дым. — Если бы не Давид, моя дочка была бы мертва. До сих пор не могу вспоминать… Ладно, проехали…
— Да, жизнь… — протянул Косой, потом, наклонившись вперед, попросил: — Может, попробуешь узнать что-нибудь по своим каналам? Я уже все перетряхнул — никто ничего не знает.
— А чьи ребята в доме были, знаешь?
— Да. Но он слизняк против Давида. Тут другое…
— Так вот, этот слизняк, как ты говоришь, был гостем на белоснежной красавице-яхте недели четыре назад.
— Что?! — от изумления Косой, казалось, лишился дара речи. — А что он там делал?!
— Хотел бы я знать, — хмыкнул тот. — И после этого его видели там еще раза четыре.
— Дела…
— Есть дела или нет — не знаю. Но хозяин яхты что-то замышляет…
— Почему я должен тебе верить?! Почему, а?!
— Все, что я сказал, — сказал для Давида, не для тебя, — оскорбился сидящий напротив. — Ему разбираться, где правда, а где — нет.
Сдернув куртку со спинки стула, Косой отсчитал деньги и бросил их на стол:
— За выпивку…
И, не сказав больше ни слова, направился к выходу.
Подняв руку со стаканом, мужчина жестом подозвал молодого парнишку из полумрака ниши. И когда тот приблизился к нему, негромко приказал:
— Проводите его…
Вставляя ключ в замок зажигания, Косой не сразу обратил внимание на странный звук у правого уха. Лишь природное чутье просигналило, что не все ладно, и когда тихий голос приказал ему не дергаться, был уже почти готов к нападению.
Резко взметнув левую руку, он мертвой хваткой вцепился в чужое запястье, выкручивая его в противоположную сторону.
Раздался выстрел…
Человек, сидящий сзади, отчаянно сопротивлялся. Но перевес был явно на стороне Косого. Как ни старался он увернуться от его чугунных кулаков, ему это не удавалось.
— Косой, остановись, — взмолился он наконец.
Но тот был слеп и глух. Нанося удар за ударом, он не сразу сообразил, что нападавший уже не подает никаких признаков жизни. Не теряя времени, он вытащил обмякшую жертву из машины, хлопнул дверцей и резко рванул с места.
Утро нового дня выдалось пасмурным. Хмуро глядя на проносившиеся облака, Аллочка зябко куталась в плед. Мысли ее были под стать погоде…
Прошла почти неделя, как исчез Косой. С того памятного дня она упорно обходила вниманием Давида. Как ни пытался он наладить контакт, ничего не выходило.
Дошло до того, что Алка отказалась спать с ним в одном доме. Ко всем его доводам она осталась равнодушной, заявив, что будет спать на улице, если этого не сделает он.
Каждый вечер он укладывался на крыльце, соорудив из одеял некое подобие кровати. Укоризненно поглядывая в ее сторону, он тяжело вздыхал при этом. Но Аллочка упрямо дергала плечиком и позиций своих сдавать не собиралась.
— По всей видимости, погода портится, — прервал ее размышления Давид, незаметно подойдя сзади.
— Что за дурацкая привычка — незаметно подкрадываться? — вздрогнула она от неожиданности.
— Благодаря этой привычке я до сих пор жив, — незамедлительно парировал он, затем заявил: — Нравится тебе или нет, но в грозу я спать на крыльце не буду.
— Догадываюсь! — фыркнула Алка, скрываясь в доме.
Весь день она занимала себя делами, старательно избегая Давида, но каждым нервом чувствовала его присутствие.
К вечеру напряжение достигло предела. Оно незримо носилось в воздухе и по силе своей могло сравниться разве только с приближающейся грозой.
Дрожащими пальцами расправляя простыню на диване, Алка в сотый раз мысленно выругалась про себя: ей совсем не нравилось то, что творилось сейчас в ее душе.
