Потом все вместе, не отрываясь, следили за борьбой на поясах «Курэш», за боем мешками на бревне. Смотрели, как ловкие батыры карабкаются на гладкий столб и вслепую, завязав глаза, разбивают шестами горшки. Далее все пели и плясали. Мальчишкам подарили тюбетейки, впоследствии сношенные до дыр. Сабантуй всегда был добрым праздником, где встречали всякого гостя, кормили его до отвала, не спрашивая о вере и национальности.
Но этот стал особенно радостным для Норы, которая наконец-то устроила свою жизнь в Москве и могла не стыдиться перед родными, не прятаться от злоязыких соседей. Её любимая весна дарила заслуженные милости, а сам праздник символизировал, как в старину, бракосочетание с природой. Обычай одаривать всякого, кто пришёл на Сабантуй, заменил обряд жертвоприношения языческим богам.
Нора с матерью и сёстрами вышивали полотенца, платки и рубашки. Ей нравился обычай награждать не только победителей состязаний, но и тех, кто получил травму. Пришедшего последним тоже не забывали, отмечали каким-нибудь призом. И не оставалось обиженных на этом торжестве, откуда в тот год увёл своего барана «батыр Сабантуя» — племянник Норы Ислям.
А через две недели отец утонул в Волге, когда рыбачил с лодки. Огромный теплоход поутру поднял волну, и задремавший Мансур оказался в воде. Бортом лодки его ударило по голове, и он не сумел выплыть. Тогда, на Сабантуе, Артур видел своего дела в первый и последний раз.
Телеграмма догнала Нору уже в Москве, и ей пришлось срочно возвращаться в Казань. Старшая дочь покойного рыдала, укоряя себя за то, что предала отца, не оправдала его надежд, не вернулась домой. Лишь одно пожелание Нора исполнила в точности — дала сыновьям свою фамилию. Мать Альберта отнеслась к этому равнодушно, а вот первая свекровь запротестовала. Но Нора проявила твёрдость, чем ускорила развод с многообещающим комсомольским активистом, который впоследствии сделал блестящую карьеру.
И сейчас, глядя, как за окнами джипа проносятся подмосковные леса и поля, Нора вспоминала, как переживала в начале девяностых. Для тщеславной, к ному же красивой и неглупой женщины сложившееся положение оказалось невыносимым.
Видеть бывшего мужа каждый день по телевизору, знать, что другая баба появляется вместе с ним в свете, было мучительно. Нора просто сбегала во время выпуска новостей в другую комнату, и там яростно грызла подушку, надрывно плакала, хотела умереть. Ведь не её Артур, а двое чужих детей пользуются привилегиями, передвигаются под охраной, имеют блестящие перспективы. А сын винит во всём именно её — не удержавшую перспективного отца, поставившую свои глупые женские амбиции выше его интересов.
Артур упрекал её, а Альберт, напротив, утешал.
— Не волнуйся, это ненадолго. Важно не только достигнуть вершины, но ещё и удержаться на ней. Помяни моё слово — он не удержится.
— Почему ты так думаешь? — сквозь слёзы лепетала Нора, понимая, что своими истериками больно ранит Альберта.
Но она была не в силах сдержаться и, сколько ни кусала носовой платок, слёзы фонтанами били из её очаровательных глаз.
— Потому что он не умеет ценить Божий дар. — Альберт обнимал жену и нежно гладил по спине. — Чего может стоить человек, который посмел бросить тебя, дорогая? И, самое главное, на какой кулёме он потом женился!..
— Зато она его маме в рот смотрит! — всхлипывала Нора и крепко обнимала мужа.
Как всегда, Альберт оказался прав, но Норе не стало от этого легче. Просыпаясь тихими, очень тёмными ночами в своей спальне на Таганке, она вспоминала, как спала с первым мужем на продавленном диване в красном уголке общежития. Они поначалу не имели своей комнаты, а заниматься любовью где-то было нужно. Вспоминала и знала, что, будь это возможно, вскочила бы со своего широченного ложа и босиком по снегу побежала бы к нему, не вспоминая ни о каких обидах. Бывший муж тогда сидел в тюрьме, и из-за этого Нора любила его ещё сильнее. Её сердце рвалось от несовместимых, казалось бы, взаимоисключающих эмоций. Как мужа она любила Альберта, но как мужчину предпочитала того, первого…
…— Ну, вот и заправка!
Артур, лихо завернув с шоссе, остановился в стороне от колонок. У ближней стоял высокий плечистый парень в фирменном комбинезоне. Увидев «Гелендваген», он пригладил бесцветные волосы и радостно улыбнулся.
— Альгис, привет! А вот и я — за расчётом…
Нора, очнувшись от воспоминаний, выглянула в окно и заметила, что «Мерседес МL» на заправку не завернул и встал неподалёку. Оттуда охранники могли в подробностях видеть всё, что происходило у колонок. Но пока ничего особенного не было. Все «пистолеты» были заняты. Один из водителей ругался с мойщиком и с оператором Викой, но такие сцены происходили здесь ежедневно.
— Я тоже скоро увольняюсь — жениться пора. На свадьбу приедешь к нам с Данутой? Ты её как-то видел мельком, — всё так же неторопливо, нараспев, говорил Альгис. — Скучно без тебя. Вот я и заторопился. В Вильнюсе будем венчаться, где-то через месяц. Данута на ресторатора-ательера учится в Штатах. Ты же в Вильнюсе не был, наверное?
— Нет, только в Таллинне и в Риге, — вздохнул Тураев, оглядывая освещённую вечерним солнцем заправку.
— Вот и покажем тебе всё — и площадь Гедиминаса, и Замковую гору, и Кафедральный собор. Костёлы бернардинцев и Святой Анны, наша река Вилия — это же так красиво! Свезу тебя в университет, который сдуру бросил. Не пожалеешь, одним словом!
— Постараюсь, конечно, воспользоваться приглашением. — Артур радовался, что мать сейчас его не слышит. — Между прочим, я тоже… Только не знаю точно, когда сумеем расписаться.
— Долго ты собираешься! Вашей дочке седьмой год уже! — Альгис по старой памяти решил, что Артур собирается наконец-то осчастливить Ирину. — Уговорили наконец-то Симу?
— Я не на Ире женюсь. — Артуру почему-то стало стыдно. — Ладно, потом всё обсудим. Сейчас меня вон мать дожидается — вместе из Дорохова вещи забирали. Ольга-то здесь? Не сбежала, чтобы получку зажилить?
— Здесь. Недавно с другой заправки вернулась. Ну, не буду задерживать. Я недели две ещё работать буду, приезжай. — И Альгис шагнул навстречу тормознувшей у колонки «Газели».
— Мам, ты как, пойдёшь со мной к директрисе или здесь побудешь? — шутливо, как бывало в школе, после очередной хулиганской выходки, спросил Тураев.
И Нора, как в школе, решила пойти с ним.
Дверца джипа распахнулась, и Артур подал матери руку. Маленькой ножкой в чёрном изящном ботильоне она шагнула на подсохший асфальт, зажмурилась от яркого солнца.
И, не сдержавшись, воскликнула:
— Хорошо-то как, сынок! Настоящая весна — не то, что в городе…
— Ты же всегда ругалась. Говорила, что на заправке только бензином воняет. А самой, видишь, понравилось…
Артур под руку с Норой направился к дверям, за которыми помещался кабинет Ольги Васильевны Царенко. Павел Бушуев тоже вышел из джипа, чтобы поразмяться и покурить. Арсений и охранники оставались в «мерине» — даже сейчас они не пожелали расслабиться.
