У Натальи Лазаревны было так много врагов? — перебила я.
— Как и у всякой выдающейся личности.
Глаза Милы стали прежними, ясными, с золотистую точечку. Только белки от слёз набухли и порозовели.
— Они в последние годы всегда были вместе. Как мог, Юра защищал жену, но были и оплошности. О двух случаях я тебе рассказала. Более мелкие стычки — не в счёт. На похоронах я заикнулась, что частный сыщик Оксана Валерьевна Бабенко, у которой много раскрытых дел на счету, предлагает помощь. Юра отреагировал не сразу. Мне даже показалось, что он не расслышал. Но после сам заговорил об этом. Ты, конечно, понимаешь, что тётя вращалась не среди благородных девиц. Криминальная ситуация на Урале, может быть, ещё более тяжёлая, чем в Москве. Если здесь хоть днём сохраняется видимость благопристойности, то там группировки откровенно делят территорию и доходные места между собой. Но я недостаточно вникла в тему. Юра объяснит лучше, если ты согласишься и поедешь туда. Он даст полную картину. Скажет, кто кого держит и кто под кем ходит. В деле могут фигурировать азеры, цыгане, таджики, славяне. Сразу говорю, что об Октябрине я позабочусь. Деньги на жизнь у меня пока есть. Ты не смотри на мои слёзы и сопли — я всё-таки врач, и могу быстро мобилизоваться. Юрка Кулдошин сказал сегодня, что за ценой не постоит. И ради того, чтобы спасти свою честь, окажет тебе любую помощь. Наталья снится ему каждую ночь, и он расценивает это как просьбу об отмщении. Юра скажет тебе, кого конкретно подозревает. А у меня это получится халтурно. О том, что случилось двадцать седьмого сентября, я знаю с его слов. Ну, и двоюродный брат немного дополнил рассказ…
— Всё-таки изложи вкратце, — попросила я. — Только посмотрю, как там Октябрина.
Я на цыпочках прошла по коридору, заглянула в детскую. Дочь пультом выключила «видак» и уснула, положив ноги на подушку, в голову — на футляр от кассеты. Я потихоньку перевернула её, как полагается, укрыла одеялом, выключила свет. Мой умный ребёнок понял, что у нас с Милой важный разговор, и предпочёл нам не мешать. Часы пробили одиннадцать, но мне совершенно не хотелось спать.
— Всё в порядке. Кстати, как там Денис?
Я тоже забралась с ногами в кресло. Мила успела причесаться, ополоснуть лицо и припудрить нос, но сделала она это второпях и небрежно. Впрочем, я и сама выглядела не лучше.
— Дома остался? Ты ему сказала, куда ушла?
— Он привык ночевать один. Я часто дежурила в клинике, да и оперировать приходилось ночью. Он и яичницу может поджарить, и чай вскипятить. По-моему, Денисёнок бывает рад отдохнуть от меня…
— Расскажи, что знаешь на данный момент, — попросила я.
Надо было встать и принести диктофон, на худой конец, блокнот, но я ленилась. Да и Мила пока ещё не была моей клиенткой.
— В меру своих скромных возможностей я постараюсь снять с тебя хотя бы этот груз. Но только ты не думай, что я обязательно найду убийцу.
— Разреши мне жить надеждой, — тихо сказала Мила, и я закашлялась.
Она с такой силой сжала в кулаке рюмку, что, казалось, сейчас затрещит хрусталь, и польётся кровь.
— А если не найдёшь, значит, найти его нельзя. Юра тоже понимает, как это трудно.
— Хорошо, что понимает. Будь это легко, ментовка бы справилась. — Я устроилась поудобнее и приготовилась слушать.
— Я уже говорила, что тётя сначала преподавала в школе. После того, как в девяносто втором году от неё ушёл муж, устроилась рядовой служащей в баню. Многодетный отец оставил каждому ребёнку только прощальный поцелуй, но квартиру разменивать не стал. Как ушёл рано утром в туман, имея за плечами тощий рюкзачок, так больше никто его и не видел. Конечно, кокочка младших к деду Лазутке отправила и к его новой жене, в деревню. А сама стала в этой бане дневать и ночевать. Банька та ещё была! — Мила пристально смотрела на пустую бутылку из-под «Абсолюта». — Бандиты, проститутки, наркоманы, грязь и пьянство. Директриса вообще не просыхала ни на день. Когда я ездила на Урал рожать, пару раз видела её. Бесполое опустившееся существо, которое кончило в сумасшедшем доме. Тогда она ловила чёртиков — не только зелёных, но и красных. Была то слезливая и назойливая, то, наоборот, буйная. Любого могла ударить запросто. В конце концов, коллектив бани выбрал директором кокочку. Она взялась за дело в тот же день. Выгнала проституток, нарков. А после заявила бандитам, что те дани больше не увидят. Коллектив ахнул от ужаса, ибо каждый знает, чем это грозит. Амбалы приехали через день, разгромили тётин кабинет. Самой ей совали кулаки под нос и грозили замочить. Вот уже первые подозреваемые налицо, пусть это было девять лет назад. Когда хотели оставшуюся мебель вынести, кокочка зубами вцепилась в главного бандита, другим надавала по физиономиям, но холодильник отстояла. Странно, что она прожила все эти годы. Ведь уже тогда со счетов её списали; бандюки же слов на ветер не бросают. А тут… Честно говоря, в городе многие думали, что Наталью-банщицу Бог хранит. Других на её месте уже тысячу раз убили бы. А она, с восемью-то детьми, умудрилась замуж за молодого выйти. Сначала меня хотела сосватать за Кулдошина, а после сама его окрутила. Тот думал, что она про детей врёт, чтобы чувства проверить. Оказывается, Кулдошин видел, как тётя выгоняла бандитов из бани, и влюбился на месте. Сыграли свадьбу, и Юра устроился в ту же баню. Вместе они были уже силой, тем более что за Кулдошиным стояли местные ветераны спецназа. Здание оздоровительного комплекса, в который входила и баня, ребята охраняли. А вот по городу супруги передвигались открыто, без машины и охраны. Просто шли под руку, благо баня недалеко от тётиного дома. И вот однажды случилось покушение, о котором я рассказывала. — Мила зажмурилась, прикусила костяшки пальцев.
— Когда она была беременна? — уточнила я.
— Да, тогда Юрка не успел среагировать, и нападавший скрылся на поджидавшем его автомобиле. Милиция дело не возбудила, потому что нож скользнул по ремню с пряжкой, и рана оказалась неглубокой. Потом, когда Мишке было четыре месяца, киллер на лестнице тётю подкараулил. Начал стрелять, но всё время выходила осечка. Юра тётю в квартиру втолкнул, а сам начал преследовать киллера. Тот опять убежал, и дело не возбудили. По городу пошли слухи, что в Наташку Пермякову уже и пистолеты не стреляют. Это была её фамилия по первому мужу.
— А девичья? — поинтересовалась я.
— А девичья — Шатуро, как у мамы. Старушки специально приходили глянуть на неё, потрогать руками. Вот ведь чудо — ножи не режут, пули не берут! Крестились на неё, как на икону, просили заступиться. Потом столько попыток предпринималось свести с ней счёты, и всё мимо! Мама так боялась, что сестру всё-таки убьют! Вся Россия платит бандитам, а эта баня не платит. Разве можно стерпеть? Кока своё гнёт: «Я за правое дело стою, и вы вставайте!» Дальше в неё выстрелили довольно удачно. Пришлось делать несколько операций. Думали, что, наконец, уймётся. Ан нет, ещё злее вышла из больницы. Юра с тех пор совершенно милиции не доверяет. Дело завели всё-таки, но тут же прекратили, вернее, заболтали. Налоговая, ОБЭП, прокуратура — все набросились на баню, вместо того, чтобы разобраться с бандюками.
