– «Скорую» вызывали? – ответил Юрий привычным паролем,
щелкнул замок, но в это время Алёна уже вошла в лифт и отправилась вниз.
Телефона на сиденье в салоне не оказалось. Пришлось вызывать
на помощь Пака и выдвигать из-под сиденья какой-то тяжелый сверток, обернутый
полиэтиленом. Но телефона не было и за ним.
Обшарили весь салон – ничего не нашли. Неужели Юрий потерял
свой мобильник на улице Июльских Дней, пока садился в машину – вернее, пока
запихивал туда истерически причитающую писательницу? Алёна мигом почувствовала себя
виноватой и, понурившись, побрела к подъезду. Наверное, именно потому, что она
шла повесив голову, она и увидела что-то блестящее в полынных кущах у крыльца.
Сунула туда руку и, выпрямившись, радостно замахала Паку
своим трофеем: это был телефон! Мобильник Юрия! Получалось, доктор Литвиненко
его выронил, когда споткнулся на ступеньке.
Алёна немедленно вспомнила, как несколько дней назад они с
Сан Санычем и Львом Муравьевым аналогично шарили в такой же полыни около ее
родимого крылечка – в поисках пульта или ключа от «БМВ» Влада Сурикова. Тогда
не повезло, а сейчас повезло, однако!
Впрочем, воспоминание о том вечере, о той ночи и обо всем,
что за ними последовало, все равно подпортило ей настроение. Чтобы отвлечься,
она принялась рассматривать телефон Юрия.
Ага, вот и знакомая цифирка 02 на дисплее. Значит, Юрий так
и не стал менять значение клавиши. На дисплее нарисовался конвертик – знак
неотвеченного вызова или поступившего сообщения. Наверное, наконец-то прислал
SMS-ку его друг, тот самый, который разузнавал координаты Влада! Может,
посмотреть? Дурное дело нехитрое…
Нет, если Алёна заглянет в сообщение, то придется
признаваться в содеянном Юрию. Скрыть сей факт никак не удастся: ведь значок
неотвеченного вызова в этом случае исчезнет с экрана, и позднее, наткнувшись на
это сообщение, Юрий сразу поймет, что его прочел кто-то другой. И не надо иметь
семи пядей во лбу, чтобы догадаться: это писательница Дмитриева, интеллигентка,
типа «Достоевский», в натуре, оказалась такой нескромной. Можно, конечно,
переслав себе координаты Влада, уничтожить сообщение в мобильнике Юрия, чтобы
замести следы, но это глупо. Он тогда начнет названивать другу, напоминать об
адресе, тот рассердится: мол, я же послал тебе эту несчастную SMS-ку! С другой
стороны, мобильная связь не слишком-то совершенна… Известны случаи, когда
сообщения не доходили до адресатов… Юрию небось и в голову прийти не может, что
писательница Дмитриева, интеллигентка, типа «Достоевский», оказалась такой
ушлой особой!
А может, это вовсе не то сообщение, которое ей нужно?
Войдя в лифт, Алёна не удержалась-таки: первым делом нажала
не на кнопку с цифрой семь на стенке, а на клавишу с цифрой 2 на телефоне. В ее
мобильнике именно эта клавиша указывала на не отвеченные вызовы. У Юрия
оказалось так же. Ну да, «Siemens`ы» – близнецы-братья… Вот список. Алёна
посмотрела на верхний номер. Ага, это не SMS-ка, а обычный звонок, вдобавок, с
городского телефона: 30-19-20.
Что за фокусы?! Да ведь это телефон «Барбариса», по которому
она сама звонила недавно, выискивая Николая Носачева! Каким образом кто-то в
«Барбарисе» может знать Юрия Литвиненко и звонить ему? Мир, конечно, тесен, но
не настолько же!..
Да нет, не тесен, не тесен! Телефон «Барбариса» – 30-20-19,
похоже, но не до такой степени, чтобы сразу лезть из-за этого на стенку. А ты
полезла, дорогая.
Поэтому давай-ка живенько спускайся с этой стенки и жми на
семерку, ты и так кучу времени потратила, там, наверное, с Инной Простаковой
все проблемы уже решены.
Госпожа Простакова – это откуда? Ага, «Недоросль»! Вот если
бы Влад тогда в «Барбарисе» спрашивал, кто написал «Недоросля», можно спорить,
что вообще никто не ответил бы. Кроме Алёны Дмитриевой. Денис Фонвизин, вот
кто! А еще он написал комедию «Бригадир», и фамилия его раньше писалась не в
одно слово, а через дефис: Фон-Визин, вот так!
Лифт остановился. Алёна положила телефон Юрия в карман
курточки, вышла на площадку и уже поднесла было палец к кнопке, как увидела,
что дверь приоткрыта. Понятно – для нее оставили, чтобы не отвлекаться на
звонок.
Она осторожно вошла в просторную прихожую, в которой не было
ничего, кроме зеркала на стене. А куда здесь вешают одежду? Наверное, вон в ту
нишу, но ладно, не полезешь же туда без ведома хозяев, придется так и остаться
в куртке, благо, тут нет никого, свихнувшегося на чистоте, вопящего в священном
ужасе: «В верхней одежде?! В обуви?! Куда?!»
Алёна с сомнением посмотрела на пол. Да, и в мыслях нет
разуваться здесь.
А где все?
Из прихожей вели две двери, обе аккуратно прикрытые.
Из-за одной слышался спокойный, как течение лесной реки,
голос Юрия. За второй было тихо. Алёна осторожненько потянула дверь, за которой
раздался голос доктора Литвиненко, заглянула в образовавшуюся щелочку – да так
и ахнула.
Не каждый день увидишь такую картину, как та, что ей
открылась!
Посреди комнаты в позе, отдаленно напоминающей позу
танцующего Шивы: на одной ноге, другая, согнутая в коленке, впереди, одна рука
над головой, вторая прижата к боку (еще восемь, имеющихся у Шивы, отсутствуют)
– стояла голая девица. Всем хорошая девица, как выразился бы любимый Булгаков,
кабы не портила ее боевая раскраска, нанесенная на тело. То есть о боди-арте
Алёна слышала, конечно, – более того, ее добрый друг, знаменитый нижегородский
художник по прозвищу Леший, очень активно этим искусством промышлял, однако
здесь потрудился какой-то сумасшедший. Более всего девица напоминала даже не
картину, а палитру художника, где тот смешивает краски абы как, безо всякого
смысла. Причем преобладали черно-фиолетовые тона, с редкими промельками зелени
и интенсивной серебрянки. Поскольку Алёна была барышня начитанная,
эрудированная, кое-что знала о мифологии разных стран, в том числе индийской,
то она тотчас сочла, что раскрашенная девица более напоминает не бога Шиву, а
злую богиню Кали. Как известно, ее называли черная Кали – и за цвет кожи, и за
свирепость нрава.
Эта «Кали» (в миру, надо полагать, звавшаяся Инной
Простаковой – не нужно быть автором многочисленных детективов, чтоб разгадать
ее имя!) оказалась жгучей брюнеткой с торчащими в разные стороны короткими,
жесткими волосами. Лицо ее было жутко бледным, с алыми пятнами на щеках – пятна
тоже имели, без всякого сомнения, искусственное происхождение. Заслышав шорох,
девица открыла темные жгучие глаза, вокруг которых были нарисованы (вернее,
наляпаны) лиловые тени, и уставилась на Алёну.
– Принесите растворитель, мне нужно заточить ножи, – изрекла
она повелительно.
