– Отвяжись, – не оборачиваясь, бросил мишка. Потом остановился, резко обернулся: – Отстань от меня наконец!
– Мишка, ты что! – чуть не заплакал Бобка.
Не оттого что мишка разговаривал – это Бобка как раз мог пережить. А от его слов. Они задевали до слез.
– Мишка, подожди!
Но тот только втянул голову в плечи.
– Теперь ты сам по себе, а я сам по себе. С меня довольно. Я свое отнянчил, – бормотал мишка.
Бобка едва за ним поспевал. Сосны так и мелькали мимо. Вдобавок странный запах начал мерещиться ему – горьковатый и очень приятный. Знакомый. Только что это?
Мишка все ворчал, и его бухтение мешало Бобке узнать запах.
– Хватит! Больше не хочу! Не хочу, чтобы мне грызли нос. Совали мне в пасть печенье или кашу. Тянули за глаза. Крутили уши.
– Когда это я тебе крутил уши и грыз нос?
– Все равно, – отмахнулся мишка. – Не хочу больше на себе слюней, соплей, слез, пластилина, каши и красок. Я в кои-то веки хочу почистить мех. Расчесать. И походить чистым.
– Каша попала случайно! – оправдывался Бобка.
– В кои-то веки чистым…
Бобка хотел было обидеться, но запах снова потянул его за нос. Этот запах тянул его к соснам; горьковато-теплый, он ласкал, поглаживал нос внутри, он проник в самый желудок.
«Шоколад!» – завопил желудок.
– Шоколад! – воскликнул Бобка так громко, что мишка замолчал.
«Шоколад!» – разнеслось по лесу эхо.
Все сосны, покуда хватало глаз, были из чудесного рыжего шоколада, пахнущего ванилью и орехами!
Бобка подскочил к ближайшему дереву. И с разбегу врезался в мишку.
– Понял?!
Бобка попытался обойти его, но мишка крепко вцепился в него обеими лапами.
– Чистым! – назидательно воздел лапу мишка. – Я хочу наконец делать то, что нравится мне. Мне! Ходить куда хочу! Играть во что хочу! – махал он лапой перед Бобкиной физиономией, а другой, как назло, тащил прочь от сладких деревьев. – И когда хочу! А когда я захочу спать, я не стану играть! Или петь! Или танцевать! Я лягу спать! Или буду сидеть на диване! Да! И читать книгу! Без картинок! Какую хочу!..
Вообще-то многие взрослые так думают, просто никогда не признаются. А мишка был не просто взрослым – он был, пожалуй, и вовсе старым.
В конце концов мишка отпустил Бобку. И бодро потопал прочь по ему одному видимой тропинке. Толстенькое тельце мелькало среди сосен. Еще миг – и исчезнет.
Неужто уйдет совсем? Бобка все-таки побежал за мишкой. Но как ни вглядывался, никакой тропинки не увидел.
Глава следующая
– Крестики, значит? – проскрипел человек в серой шляпе. Болотистый голос холодно поинтересовался: – Зачем тебе?
– Хочу знать, – выдавила Таня. – Должна. – Сглотнула. – Вы смерть? – спросила она.
Лицо незнакомца окрасилось удивлением. Он вытаращился на Таню. Кажется, даже слегка обиделся.
– Смерть? Ну нет. Вовсе нет. Смерть… Выдумают же!..
– Тогда за что нам все это? – крикнула на него Таня. – Мы ни в чем не виноваты! Слышите? Мы ничего плохого не сделали!
– Вы? – опять удивился незнакомец. На этот раз напоказ. Помолчал. – Ну полезай, – неожиданно согласился он. – Коли должна знать.
Глава следующая
А когда Шурка решился разжать, убрать с ушей руки, открыть глаза – скрипа не было. Не было ни телеги, ни серого человека. Ни Тани.
Никого.
Глава следующая
Мишка ничуть не обрадовался, когда его догнали.
– Отвяжись, – опять зашипел он.
– Что это вы все ругаетесь? – укорил Бобка, от обиды перейдя на «вы».
– Что хочу, то и делаю, – махнул на него лапами мишка. – Кыш! Кыш!
Повернулся и пошел.
Бобка постоял – и снова побрел за ним.
Он держался на расстоянии. А мишка делал вид, что не замечает Бобку, или же просто надеялся, что тот отстанет.
Надежды его были не беспочвенны. Бобка устал, ему все сильнее хотелось присесть. Воздух заметно потеплел, на стволах даже выступили шоколадные капли. Бобке стало жарко, он остановился, чтобы с шумом выдохнуть: уф!
Сосны уже почти не попадались. Почва была белой, в желтовато-коричневых потеках, и зыбкой. Вдруг под ногами зашипело.
«Змея!» – испугался Бобка.
Мишке змеи были нипочем, он все прыгал с кочки на кочку впереди.
Бобка оступился; брызнуло что-то желтое, повисло тягучими каплями. И в ноздри немедленно проник восхитительный жирный запах. Каждая кочка была глазком огромной яичницы! Бобка попятился – под ногой хрустнул завиток бекона. Хорошо прожаренный, румяный. А рядом тотчас зашипел, стал прожариваться другой.
– Это не змея шипит! – воскликнул Бобка.
Можно сделать вид, что не хочешь шоколада, но когда очень голоден, пройти мимо горячей яичницы с беконом, пахнущей на всю округу, попросту невозможно!
Бобка упал на четвереньки, подполз к аппетитно лопнувшему глазку. Мазнул ладонью, собирая чудесный мягкий желток. Понес к широко раскрытому рту. И тут же коричневатая бомбочка врезалась в него. Бобка опрокинулся, из-под него брызнул и потек желтым раздавленный глазок.
А мишка стоял и возмущался:
– Олух прожорливый! Я бросаю все, бегу к нему, – а он только и думает, как бы набить живот. Вставай, негодник! Ну! Что вытаращился?!
Но подняться помог.
Голова у Бобки кружилась: яичница и бекон, бекон и яичница летели каруселью перед глазами. Запах сводил с ума, он забирался глубоко в нос и шептал: «Ну кусочек! На язык…»
Поодаль темнели холмы. Даже отсюда было видно, что они из ржаного хлеба – ноздреватого, с корочкой, только из печи.
«Все, не могу больше, – думал Бобка. – Съем… Будь что будет».
Мишка между тем не терял времени. Он быстро поискал на себе шов послабее, выдрал клок ваты, разорвал пополам, свалял в лапах два комочка. Залез Бобке на плечи и законопатил ему одну ноздрю, потом другую.
И Бобка очнулся. В мире больше не было запахов. Шипение бекона перестало быть жареным и вкусным, а стало таким, каким и было на самом деле – коварным, змеиным: «съеш-ш-ш-ш-шь меня».
– И не вздумай опять идти за мной, – сердито предупредил мишка. Ловко раздавил ногой подползшую полоску бекона; она хрустнула и затихла. – У меня и без тебя забот хватает.
Бобка задумчиво трогал нос.
Мишка водил глазом, словно радио, которое антенной щупает волны и отыскивает нужную. Почесал глаз-пуговицу, пришитый дядей Яшей, прикрыл его лапой – и, похоже, нашел что искал: опять затрусил по тропе, невидимой для Бобки.
