«Не просто одноклассника», – поправила я себя. «Соперника. Более того, он видел, какими вы обмениваетесь взглядами».
В какой-то момент у меня возникло настолько поганое ощущение, что захотелось разрыдаться. Ведь именно я, по сути, явилась косвенной причиной конфликта между мальчишками…
Пока я раздумывала, чем бы заняться, зазвонил телефон.
Это была Инга, и когда она начала говорить срывающимся голосом, я почувствовала, что пол уходит у меня из-под ног.
Нашли Антона. То есть нашли его тело. Выловили в реке в трех километрах от моста.
Без головы.
* * *
Похороны прошли как во сне. Помню, что плакали все – и взрослые, и подростки. Гроб был по понятным причинам закрыт. Собственно, гроба практически не было видно из-за горы цветов. Где-то в изголовье стояла большая фотография Антона, и я не могла на нее смотреть. Он казался мне живым на ней.
«Ну что же ты, Олеся?» – мягко вопрошал он. «Посмотри на меня. Запомни меня таким, каким помнишь. Прости, что я так и не дошел до тебя и не поздравил с днем рождения. Прости, что мой букет растоптали Денис с Варданом, а мне отрезали го…»
Я сжала виски, зажмурившись, но тихий, ничего не выражающий голос Антона, казалось, просачивался сквозь поры кожи. Почерневшие от горя родители Антона держались друг за друга, словно щенки, которых застала гроза. В их безвременно постаревших лицах читался один немой вопрос «За что?».
После похорон мы немного посидели в кафе. Почти никто ничего не говорил. Анатолий осторожно предположил, что рано или поздно должна найтись… ну, вы сами понимаете. Недостающая часть Антона. Кажется, Инга сказала, что в прокуратуре по поводу убийства Антона мнения разделились. Вроде появились какие-то улики, свидетельствующие, что Дэн с Варданом не при делах. Однако ничего конкретного она пояснить не смогла.
Потом у меня разболелась голова, и я сказала, что пойду домой.
* * *
Я зашла в подъезд и направилась к лифту. Погруженная в свои мысли, я не заметила мужчину в темно-синей куртке, неподвижно стоявшего у почтового ящика. Но в тот день окружающий мир воспринимался мною через призму шока и полнейшей растерянности, и этот человек показался мне размытым бесформенным пятном. Я вызвала лифт, и, дождавшись, когда матово-стальные двери откроются, шагнула внутрь. В ту же секунду я почувствовала сильный толчок в спину и по инерции врезалась в стену лифта. Я закричала.
– Замолчи, – прошипел за спиной мужской голос.
Я прикусила язык, ощущая во рту солоноватый привкус. В голове раскатисто выстукивали клавиши:
«Маньяк».
Маньяк. Насильник. Он сейчас меня изнасилует, а потом отрежет голову. Или наоборот. Все это пронеслось в моей голове меньше чем за тысячную долю секунды.
– Не надо кричать, – сказал незнакомец. На нем была серая кепка, надвинутая на глаза. Одного взгляда в его худощавое лицо было достаточно, чтобы убедиться – это тот самый человек, что разглядывал меня у школьных ворот.
Двери лифта закрылись, и лифт с тихим урчанием потащил нас наверх. Он приподнял козырек кепки.
Когда его палец нажал на кнопку «стоп», у меня потемнело в глазах. Очевидно, он увидел захлестнувший меня ужас и тихо сказал:
– Я ничего тебе не сделаю. Только не кричи.
«Боже, он убьет меня».
– Повторяю, я не трону тебя, – сказал он, словно читая мои мысли. – Всего пять минут, и я тебя отпущу. Что ты знаешь о семье Сбежневых?
– Я… Я ничего. Ничего не знаю, – пролепетала я. – Я была у него… То есть у Жени, всего один раз. Он учится у нас в классе.
– Что он тебе рассказывал?
Я моргнула. Лицо незнакомца нависло надо мной, словно инопланетный корабль межгалактических агрессоров над тихим, сонным городком, который ничего не подозревает о нависшей опасности.
– Ну… он хорошо учится. Он любит лепить. Он…
– Любит лепить? – повторил мужчина. Он издал нервный смешок. – Он постоянно ошивается у твоего дома. Ты в курсе?
– Я не заметила, – выдохнула я. У меня начали дрожать коленки. Я скосила взгляд на панель с кнопками. Успею ли я дотянуться?.. А если даже успею, как он поведет себя после этого?!
– Что ты знаешь о его отце? Ну?
На его красном от напряжения лице выступили капли пота, они поблескивали в свете ламп как стеклянные шарики. Как те шарики, что Женя впихнул в мое «лицо» вместо зрачков.
– Я с ним мало знакома. Он…
Я сглотнула.
– Он работает в каком-то научно-исследовательском институте. И все. Я никогда не разговаривала с папой Жени.
Мне показалось, что мужчина издал расслабленный вздох. Черты его лица выровнялись. Он протянул ко мне руку, и я в ужасе закрыла глаза.
– Не бойся, – он поправил мне воротник на куртке. – Просто… держись от них подальше. Поняла меня?
Я с такой силой закивала, что еще немного, и я вывихнула бы себе шею.
На его лице появилась ухмылка, от которой моя кровь смерзлась в лед. Изловчившись, я резко выбросила руку вперед, метя в кнопку вызова диспетчера. Незнакомец нахмурился.
– Дура, – хмыкнул он, нажимая на кнопку четвертого этажа. Моего этажа.
– Держись от этой семьи подальше, – повторил он. Подождал, пока я выйду, точнее, вывалюсь наружу. – Я говорю совершенно серьезно.
– Да пошел ты! – закричала я, когда двери за ним закрылись. – Чтоб ты сдох, придурок!!!
Лифт с характерным гудением поехал вниз, а я, едва сдерживая слезы, побрела в квартиру.
Я рассказала о произошедшем матери и отчиму. Мать позвонила в милицию, но те, равнодушно выслушав ее, посоветовали в следующий раз никуда не отпускать меня одну. Можете себе представить?!
Отчиму же вообще было все до лампочки. Впрочем, как всегда, когда дело касалось меня.
* * *
Ночью я видела ужасный сон. Будто я еду в автобусе и рядом со мной сидит Дэн. В залитой кровью куртке, пьяный, ухмыляющийся. Искаженное, злобное лицо тоже в кровавых брызгах.
«Ты же в тюрьме!» – говорю я. «Ты что, сбежал?!»
Он смеется, показывая желтые зубы. В его руках большой рюкзак, судя по всему, внутри что-то круглое.
«Они не нашли самое главное, детка» – шепчет он, нежно поглаживая рюкзак, будто он был живым. Я с ужасом вижу, как сквозь материю проступают алые пятна.
Он неожиданно наклоняется ко мне и облизывает мою щеку. Я с отвращением отстраняюсь назад. Он смеется, показывая язык – он коричневого цвета.
«Некоторые делают их из глины» – хрипит он. «А я делаю из шоколада. Хочешь попробовать? Оглянись!»
Я верчу головой по сторонам и замираю – у всех пассажиров крошечные головы, а вместо глаз мерцают искусственные шарики из стекла. Затем, как по мановению волшебной палочки, их гротескные головки с шуршащим звуком скатываются вниз, но безголовые тела продолжают стоять, как ни в чем не бывало.
