– Ты выглядишь великолепно. В самом деле.
Погладив мою щеку, София зарделась, как девственница.
– Если я выгляжу так великолепно, почему бы тебе не предпринять что-нибудь по этому поводу?
Я задал тот же вопрос, что и всегда, когда намечается что-то подобное:
– Как меня зовут? Кто я?
Взгляд Софии помутился, и она затопала каблучками.
– Почему ты вечно задаешь мне этот вопрос, Кармин? Мы что, недостаточно долго женаты? Я трачу столько сил, а ты экзаменуешь меня взад-вперед… Ты не должен задавать мне никаких вопросов, если только ответ на них не «о, малыш!».
София прильнула ко мне, как лава, заполняя все мои пустоты.
Я же только человек, господи боже!
Мне нужно было остудить ее, и я знал, как именно это сделать.
– София, ты приняла свой литий?
Она с отвращением оттолкнула меня.
– Литий? Ты сам влез в эту передрягу, а меня спрашиваешь о лекарствах? Боже, Дэниел!
Вот так этот колодец и пересох.
Как выходит, что я всегда Дэниел, когда похоть у нее проходит?
Если София распаляется очень уж жарко и ярко, я спрашиваю, что случилось с Кармином. Это остужает ее очень быстро, и единственный ответ, когда-либо прозвучавший из ее уст, гласил: «То же будет и с тобой, если не перестанешь спрашивать о нем».
Что не сулит нашим неоперившимся отношениям ничего хорошего.
* * *
Я говорю в микрофончик на козырьке – наверное, громче, чем следует, учитывая круговую направленность этих штуковин в наши дни:
– София? Это я, Дэниел.
– Пароль, Дэн?
Я и забыл о паранойе Софии Делано. Еженедельным паролем обычно выступает название одного из хитов танцплощадок восьмидесятых.
– София, дорогая. Я не помню пароль.
– Что ж, тогда перестань мне звонить, или я перешлю по этой линии какое-нибудь вуду, от которого твои яйца усохнут, как изюм.
Угроза очень наглядная, и суеверный Пэдди во мне клянется, что его равиоли действительно чуточку зудят, что подстегивает мою память.
– Пароль: «И попавши в крутой оборот, крутой все стремится вперед»
[33].
– Дэн, милый, – голос Софии теперь сплошь мед и обещание. – Где ты?
Девушки, приговаривающие детским голоском, обычно заставляют меня морщиться, но София делает это с таким посылом и убеждением, что растопит даже самое ледяное сердце. Если б старина Пэдди Костелло хоть раз встретил кого-нибудь вроде Софии, то смог бы даже наслаждаться своей жалкой жизнью обладателя несметных богатств.
– Я в пути, – докладываю я в микрофон. – И буду с тобой через девяносто минут от силы.
Я еду по Ньюарк-тернпайк, и движение медленное, но стабильное, лучше не бывает, так что могу уложиться и в час двадцать.
– Малыш, тебе неймется?
Может быть, София Делано искренне верит, что заслуживает внимания только из-за секса. Этот говнюк Кармин порядком затрахал ей мозги. Судя по тем крупицам, что мне удалось выудить из соседей, он был ревнивым субъектом, обратившим жизнерадостную девушку практически в отшельницу – вообразите кошатницу без кошек, – а когда люди годами систематически изнывают от нехватки внимания, они пускаются во все экстремальные тяжкие, только б его добиться. Помню, в детстве, проходя медосмотр, я надеялся, что голова у меня болит от опухоли, потому что отцы всегда любят больных детей, правда ведь?
Так я понимаю, типа того.
Пару месяцев назад я пытался отследить Кармина, чтобы покончить со страданиями Софии. Даже приставил к делу приятеля Джейсона – компьютерного гения, – но Кармин исчез с лица земли, будто приглянулся инопланетянам. Этот тип, скорее всего, труп или застрял напрочь в клоаке какой-нибудь мексиканской тюрьмы. Однако ничего не могу с собой поделать, продолжаю тревожиться. Какашки имеют скверный обычай демонстрировать высокую степень плавучести.
– Нет, София. Всё не так. До моего прихода к тебе могут наведаться кое-какие люди. Я хочу, чтобы ты закрыла дверь на засов и не открывала никому, кроме меня.
– Это плохие люди, Дэн?
В голосе ее нет испуга, скорее даже легкое нетерпение, и я тревожусь, что она не запрет дверь, потому что обрадуется компании. Майк может отрядить пару бесчувственных убийц, а моя девушка приготовит им мартини. С другой стороны, она может выпустить им кишки и предсказывать по ним будущее. Я преувеличиваю что так, что эдак, но суть в том, что когда заходит речь о внимании, София не способна отличить добро от зла.
– Да, это плохие люди, София. Так что уж доверься мне и запри дверь. Какое оружие у тебя есть?
София форсирует интонации маленькой девочки, и я понимаю, что она лжет.
– У меня нет никакого оружия, Дэнни. В этом доме никаких пушек.
– Я знаю, что у тебя есть как минимум одна пушка, София. Я наткнулся в мусоре на коробку от патронов.
– Так я просто люблю выжигать на ковре узоры, и это не тянет на однозначное доказательство наличия огнестрела.
Орать на дам дурно, так что я не позволяю себе дойти до этого.
– Пожалуйста, София. Позаботься о самозащите, пока я не подъеду. Делай все, что придется.
– А что придется?
– Что угодно.
Раздается стук – София бросила трубку. Значит, она в таком возбуждении, что забыла положить ее на рычаг.
* * *
Я не совсем понимаю странную власть Софии надо мной. Есть старинное гэльское слово – geasa, точнее всего передающее то, что я пытаюсь растолковать. Мой класс узнал в школе все о geasa от мудака-учителя, преподававшего у нас один год, – мистера Фицджеральда, предпочитавшего, чтобы все дети звали его Фитцем. Он подмигивал девочкам и угощал мальчиков сигаретами. Жуткий субъект. В общем, Фитц задает вопрос о geasa, что они были такое и так далее. Это был действительно трудный вопрос, и разрази меня гром, если я не знал ответ.
– Эта ладонь прикреплена к твоей руке, Дэниел? – сказал Фитц, увидев, кто вызвался ответить. – Надо запечатлеть это на фото.
– Geasa – магические узы… – затараторил я, пока у меня это не вылетело из головы, – наложенные на мужчину, дабы связать его с женщиной, любящей его.
Фитц был ошеломлен, и я его не виню. За те три месяца, что он преподавал нам мифологию, «это не я» было единственным ответом, который он от меня слышал. Дело не в том, что я был тормозом; просто я не знал ответов.
– Ни хера себе! – сказал он, дугой выгибая мохнатые брови, будто гусениц.
