Джорджия ответила ему так, как он того и хотел:
– Это здорово, Сэм! Ты просто молодец!
Сэм наклонился к ней и схватил ее за руку.
– По правде говоря, у меня никогда не было девушки. Я был просто славным парнем, о котором говорили, что «со мной хорошо дружить». А после этого уходили со всякими придурками. И знаешь что? Все эти девушки сейчас – незамужние женщины, которым около сорока, а я – хороший парень с пристойной работой. С таким же успехом я мог бы быть самим Иисусом Христом.
У Джорджии спазмом сдавило желудок. Когда с губ Сэма сорвались слова насчет «самого Иисуса Христа», все внутри у нее перевернулось. Она прислонилась к стойке, стараясь оставаться спокойной. Джорджия понимала, что все это, наверное, правда, но до сих пор никто не говорил ей этого вслух так прямо и откровенно. На самом деле в Нью-Йорке привлекательные мужчины в районе сорока действительно заканчиваются быстро. Они словно чудесные божественные дары в виде хлебов и рыбы, падающих с небес. Джорджия чувствовала, что лицо ее горит, а в уголках глаз скапливаются слезы.
– Знаешь, я что-то неважно себя чувствую.
Сэм мгновенно обеспокоился.
– Что? Правда? Как жаль. Могу я тебе чем-нибудь помочь? Может, воды?
Беда в том, что Сэм и вправду был славным парнем – и именно поэтому представлял собой абсолютно убийственный объект для свиданий в Нью-Йорке.
– Да нет, все в порядке. Думаю, мне лучше поймать такси и поехать домой, если ты не возражаешь. Прости, мне очень жаль.
Но на самом деле никакого сожаления Джорджия не испытывала. У Сэма была такая вереница назначенных встреч, что он, вероятно, почувствует облегчение оттого, что один вечер освободился. Теперь ей стала понятна эта фишка насчет того, чтобы постоять у стойки бара: он уже так насиделся во время свиданий, что у него болела задница. А может быть, Сэм думал о том, что ему сегодня еще бежать к следующей даме, и не хотел тратить времени на то, чтобы залазить и слазить с табурета. Джорджия встала. Сэм помог ей надеть куртку, проводил на улицу и остановил для нее такси.
– С тобой точно все в порядке?
Джорджия посмотрела на него, чувствуя, как все ее тело пронизывает тупая боль.
– Не волнуйся. Я в норме. Думаю, просто съела что-то не то за обедом. Это донимало меня весь день.
Сэм открыл дверцу, и Джорджия села в машину.
– О’кей, я позвоню тебе минут через двадцать, чтобы убедиться, что ты благополучно добралась. Хорошо?
– Да, конечно, спасибо, – промямлила Джорджия.
Она быстро отвернулась, чтобы он не видел, как она плачет – ее печаль выплеснулась наружу. Только что Джорджия получила еще один урок насчет того, каково это – быть одной. Ты идешь на свидание, чтобы встретить любовь своей жизни, а твоему партнеру просто хочется съесть в субботний вечер вкусный стейк – или же «броситься в прорубь». Джорджия чувствовала себя униженной. Как она могла подумать, что все будет легко? Насчет славного парня, который познакомится с ней, она ему понравится, и он захочет быть с ней. Это был Нью-Йорк, и у Джорджии было такое ощущение, будто эта самая статистика плюнула ей в лицо.
Справедливости ради нужно заметить, что через двадцать минут Сэм действительно позвонил, чтобы справиться о ее состоянии. Он и вправду был славным. Какой все-таки мерзавец.
* * *
Выполняя обязанности волонтера в приюте для животных, в течение первых двух часов Руби стала свидетелем того, как отдали на усыпление трех собак. Ей не обязательно нужно было говорить об этом вслух – она и так все поняла. Какой-то мужчина в белом халате вытащил первую собаку из клетки и увел с собой. Эта собака больше никогда не вернется. Руби была в ужасе. Она понимала, чем они здесь занимаются, знала, что такова их политика, но все же не догадывалась, что такое происходит настолько часто. Это казалось очень жестоким. Когда какой-то молодой человек забирал из клетки третью собаку, Руби остановила его:
– Простите, сэр.
Молодой человек поднял на нее глаза; дверца клетки была открыта.
– Могли бы вы объяснить мне, по какому принципу вы делаете выбор?
Молодой человек прикрыл дверцу; выглядело это так, будто он не хочет, чтобы собака это слышала.
– Вы имеете в виду… кого именно мы забираем?
Руби кивнула.
Очевидно, это была неудобная тема. Он прокашлялся.
– Мы принимаем решение, исходя из пригодности животных; учитывается их возраст, состояние здоровья – и темперамент.
Руби, не понимая, покачала головой.
– Темперамент?
Молодой человек кивнул.
– Выходит, чем злее пес, тем больше шансов, что его отсюда заберут?
Парень кивнул. Было видно, что он и сам не в восторге от этого. Он вежливо улыбнулся Руби и снова открыл дверцу клетки. Молодой человек забрал Такера, среди предков которого была немецкая овчарка. Пес не издавал ни звука, но выглядел очень тощим, болезненно тощим. Теперь уже Руби едва сдерживала слезы.
– Могу я обнять Такера? Пожалуйста, всего разочек.
Молодой человек посмотрел на нее. Он внимательно изучил ее лицо, чтобы убедиться, что не имеет дела с какой-то психопаткой. Затем вывел Такера из клетки и подвел его к Руби, которая встала перед псом на колени и крепко обняла его. Она ласкала собаку и шептала ей на ухо о том, как она ее любит. Руби не заплакала, не устроила сцену: просто поднялась и отпустила Такера.
Когда она сделала это, ей в голову неожиданно пришла мысль, мысль, которой необязательно было гордиться: она была рада, что работает волонтером в этом приюте. И не потому, что чувствовала, что сможет быть здесь полезной и что животные нуждаются в ней. Нет. «Если я могу делать это так, чтобы не выходить из себя, чтобы у меня не съехала крыша, – подумала Руби, – я смогу все, что угодно, включая то, чтобы начать снова встречаться с мужчинами».
В конце концов это превратилось в рутину. В этом приюте для животных Руби стала своего рода сестрой Прежан
[53]. Она заботилась о том, чтобы последним лицом, которое животные видели перед встречей с Создателем, было лицо любви. Поэтому, если в смену Руби – а работала она раз в неделю, по вечерам в четверг, – собак забирали на усыпление, тот молодой человек, Беннетт, обязательно подводил к ней собаку. Руби проводила для него или нее обряд последнего напутствия, состоявший из крепких объятий и долгого нашептывания слов любви. Затем животных отводили в специальную комнату, где делали смертельную инъекцию и усыпляли.
* * *
Тем временем Серена продолжала встречаться со своим мужчиной, где только можно: в чулане для швабр, в кладовке для продуктов и даже в дамской комнате магазина «Натуральные продукты интегральной йоги» на Тринадцатой улице.
