Глава 13
Колька Скребков школьником был не ахти каким. Звезд с неба не хватал. Впрочем, он никогда и не старался этого делать. А студентом он вообще был аховым. Или оховым? Короче, таким, что только вздохнуть и охнуть. Или ахнуть…
Ну, не для науки его голова была создана. Для чего-то иного была она предназначена. По крайней мере, именно так ему думалось и гадалось. Никак не укладывались в его голову ни алгебра с геометрией, ни химия с физикой. Даже в географии ничего не смыслил. Если бы не мамины старания и коленопреклонения перед всеми учителями, то вряд ли он аттестат о среднем образовании получил бы. Хотя бы одна четверочка в том аттестате была! Только тройки. Из тех, что «три пишем, два на ум пошло». Даже по физкультуре у него троечка была. На турнике он ни разу так и не подтянулся. Ни тебе бегать, ни прыгать, ни в футбол играть…
Мама за него и в институт поступила. Как поступила? О том она никому и никогда не расскажет. Но поступила…
Вступительных экзаменов она, конечно же, за него не сдавала. Нашла пути. Взяток не пожалела. Хотя и сама от рождения чрезвычайно скупой была, но вовремя сообразила, что сыночек ее к грубой физической работе не приспособлен. Не будет он ни лопатой копать, ни топором рубить, ни тачки с бетоном перед собой толкать. И не такой судьбинушки желала мать для своего единственного сына. Не такой, как у нее самой…
А Николка еще с детства привык, что за него мама все сделает. И кровать за ним уберет, и обед приготовит, и отметки нужные за него в школе получит. Его даже не интересовало, как именно мама его в институт пристроила. Поступили, и хорошо…
В том институте он не слишком-то и надрывался. Только и того, что на лекции и семинары ходил. Хотя бы тогда, когда не слишком пьяным был. Но в голову ту институтскую науку даже не пытался брать. Зачем она ему, если мама на трояк любого профессора уговорит? Не за так, конечно, не за красивые глазки… За денежки, за мясо и сало от своего кабанчика, за овощи-фрукты из собственного сада-огорода. Но то уже — не его заботы. Ведь это она хотела, чтобы ее сын диплом о высшем образовании получил. Вот, пусть и старается!
А мама таки старалась. Хотя и числился ее сынок студентом девять лет вместо пяти, но диплома таки дождался. Точно такого же, как и других выпускников. А зачетная книжка при поступлении на работу не подается…
Хотя стипендии никогда не получал, но голодным на занятия не ходил. Разве что первый месяц-другой, пока к городскому ритму жизни не попривык да между такими же, как и он, мамочкиными сыночками не обтерся. А там и фарцовка пошла, и косячки с травкой, для которых он довольно ловко находил покупателей. Да так незаметно для других находил, что не попался на горячем ни разу.
Правду говорят в народе, что свояк свояка видит издалека. Сначала Николай подружился с Гариком. Папа с мамой когда-то назвали его Игорем. Но ведь это так невзрачно! Игорь… Будто село без сельсовета… А вот Гарик! Гарик — это звучит! Это вам не кило картошки!
Именно с легкой руки Гарика Скребков стал называться Николя.
— Зачем тебе такое плебейское имя? — безапелляционно заявил Гарик, когда они подняли первые рюмки за знакомство и за будущую крепкую дружбу. — Теперь будешь Николя! Я — Гарик, а ты — Николя! Именно такие имена должны быть у таких конкретных пацанов, как мы с тобой. Ведь мы — не обычное быдло. Сегодня мы с тобой только студенты. А вот завтра… Завтра мы будет элитой нации! И никак не меньше!
Ну вот, скажите, пожалуйста, почему так бывает, что чем меньше серого вещества у человека в голове, тем амбициозней его претензии на пребывание именно в элитном эшелоне нации? Да еще и не в каком-то административном районе, а обязательно — в масштабах государства. Может, такой человек, на уровне своего подсознания, и чувствует, что не способен ни на какое творчество? Может, его именно потому не привлекает ни физический, ни умственный труд? Даже само слово «работа» вызывает у таких особей устойчивое отвращение и активное неприятие любого способа жизни, хоть каким-то образом связанного с этой самой «работой».
Потому и пытаются они где-то так пристроиться в этой жизни, чтобы служба была — не бей лежачего. Но чтобы денежки им на той службе платили не малые. И чтобы стаж трудовой шел. Лучше бы — с выслугой лет…
Когда-то, еще при царях, такие службы назывались «присутствиями». Вот присутствует такой себя имярек на такой службе, и не более того. А есть ли от него хоть какая-то польза для этого самого «присутствия»? — это уже дело десятое. По крайней мере, имярека того это вовсе не волнует. Ему там неплохо живется. Особенно, если он умеет начальству пыль в глаза пускать. Если не брезгует тем, чтобы кого-то из коллег подставить и за счет этого самому хоть чуточку вверх подняться. Если соврать ему — что два пальца об асфальт. Вот и живут себе такие работнички, как в курятнике. По принципу «Бей ближнего, гадь на нижнего, а сам лезь вверх!».
— Такие, как мы, — продолжал свою словесную эквилибристику Гарик, — должны держаться кучи! Вместе стратегию своей деятельности вырабатывать, и во всем друг другу помогать. Вот мой папан, например, звезд с неба, вроде бы, не хватает, а уже лет двадцать заместителем министра работает. При этом — не первым заместителем. И даже не вторым-третьим. Он там какой-то восьмой, или даже десятый. Министров и их первых замов уже довольно много при нем сменилось. А он и дальше — на своем месте. А знаешь, почему?
— А почему? — поднимая очередную рюмку, заинтересованно спросил друга новоявленный Николя.
— Да только потому, село ты еще необтесанное, что входит в группу таких же людей, как и он сам. Там, где определенных высот нельзя достичь благодаря своим знаниям и деловым качествам, там умные люди пускают в ход свои связи, свою хитрость и изворотливость, а также некоторые иные, полезные для них свойства характеров, которые и помогают им в этой жизни всегда удерживаться на самой поверхности. Там, где красная икра на хлеб намазывается…
Мой папан, как и я хочу сделать сейчас, в свое время сколотил себе такую группку единомышленников, которые до сих пор в одной упряжке идут. Хотя работают в различных сферах государственного управления. Не на заводах и фабриках, заруби себе на носу, и не в колхозах или в рыночных будках. А именно там, где можно реально воплощать в жизнь теорию активной пассивности. Или пассивной активности? Я сейчас смутно помню, как это у них называется.
Суть этой теории сводится к тому, что на любом рабочем месте, где дело имеют только с бумагами, при начальстве можно такую активность развивать, что это самое начальство всегда будет приятно удивлено твоим рвением в этой самой работе. Можно, например, делать вид, что ты что-то пишешь, обложившись десятком папок с бумагами, и, время от времени, заглядывая в каждую из них. А в результате «на гора» выдается письмо или циркуляр, который по сути своей является точной копией того, что точно таким же образом готовилось «конторой» несколько лет назад. Работы, практически, никакой, а результат есть. И видимость той работы очевидна. Ведь человек в поте чела несколько дней трудился. Думал о чем-то, искал…
